— Я не святой, — ответил он.
Человек застыл.
— Скажи ей.
Человек на мгновение заколебался, потом, видимо, решил, что из этих двоих Эндер менее опасен.
— Она не сказала «святой».
— Говори мне все, что она сказала, и как можно точнее, — приказал Эндер.
— Если ты не святой, — спросил Человек, — откуда ты узнал, что она говорила на самом деле?
— Пожалуйста, — попросил Эндер. — Будь правдив и с ней, и со мной.
— Тебе я больше не солгу, — пообещал Человек. — Но когда я перевожу ей, для нее мой голос произносит твои слова. Мне нужно отвечать осторожно.
— Не нужно лгать, — сказал Эндер. — И не бойся. Очень важно, чтобы она слышала именно то, что я говорю. Передай ей это. Скажи, что я прошу простить тебя за грубые и недостойные речи, ибо я невоспитанный фрамлинг, а ты обязан переводить точно.
Человек закатил глаза, но все же повернулся к Крикунье и начал объяснять.
Она коротко ответила. Человек перевел.
— Она говорит, что ее голова — не из корня мердоны. Конечно, она все прекрасно понимает.
— Скажи ей, что люди никогда раньше не видели такого большого дерева. Попроси ее рассказать нам, что она и другие жены делают с ним.
Кванда помотала головой.
— Прямо к цели. С ума сойти!
Но когда Человек закончил перевод, Крикунья немедленно подошла к дереву, коснулась его и начала петь.
Теперь, стоя у самого ствола, они уже могли рассмотреть копошащиеся на коре маленькие создания. Большинство — четыре или пять сантиметров в длину. Выглядят почти как зародыши, только розоватые тельца покрыты тонким темным пушком. Глаза открыты. Малыши карабкались друг на друга, пытаясь пробиться к одному из белых влажных потеков на стволе.
— Амарантовая каша, — пояснила Кванда.
— Новорожденные, — добавила Эла.
— Не новорожденные, — поправил Человек. — Они уже так выросли, что почти могут ходить.
Эндер шагнул к дереву, протянул руку. Крикунья тут же оборвала свою песнь. Но Эндер не остановился. Он коснулся пальцами коры — рядом с одним из малышей. Неуклонно двигаясь вперед, детеныш натолкнулся на его ладонь, взобрался на нее, вцепился…
— Ты знаешь этого по имени? — спросил Эндер.
Перепуганный Человек торопливо перевел. И тут же сообщил ответ Крикуньи.
— Это один из моих братьев, — сказал он. — Он не получит имени, пока не сможет ходить на двух ногах. Его отец — Корнерой.
— А мать?
— Ой, у маленьких матерей никогда не было имен, — отозвался Человек.
— Спроси.
Человек подчинился. Крикунья ответила.
— Она говорит, что его мать была очень сильной и очень храброй. Она много ела и принесла пятерых детей. — Человек коснулся ладонью лба. — Пятеро детей — это очень много. И она была достаточно жирна, чтобы прокормить их всех.
— Мать приносит кашу, которую они едят?
Человек на мгновение онемел от страха.
— Голос, я не могу сказать этого. Ни на каком языке.
— Почему?
— Но ведь я уже говорил. Она была достаточно жирна, чтобы прокормить всех пятерых малышей. Положи на место маленького брата и позволь жене спеть дереву.
Эндер снова прижал руку к стволу, и детеныш уполз. Крикунья продолжила прерванную песнь. Кванда явно была возмущена бесцеремонностью Эндера. А вот Эла просто светилась от возбуждения.
— Разве вы не понимаете? Новорожденные едят тело своей матери.
Эндер отступил на шаг.
— Как ты можешь такое говорить? — возмутилась Кванда.
— Посмотрите, как они ползают по стволу — точь-в-точь маленькие масиос. Должно быть, прежде они и масиос были конкурентами. — Эла провела пальцем по коре дерева — в стороне от потеков амарантовой каши. — Дерево источает сок. Вот, видите, в трещинах. В прошлом, до Десколады, здесь жили насекомые, которые пили сок, а детеныши свинксов и черви масиос пожирали насекомых. Вот почему свинксы смогли смешать свои гены с генами дерева. Здесь живут не только их дети. Взрослым все время приходится забираться на деревья, чтобы собирать масиос. Даже когда у них были другие источники пищи, они все-таки не могли оставить деревья — их привязывал к ним жизненный цикл. Задолго до того, как они сами стали деревьями.
— Мы изучаем общество свинксов, — нетерпеливо сказала Кванда, — а не характер их эволюции.
