— Я вижу, — сказал епископ, — что вы надумали сделать наше собрание предельно интересным и волнующим.
— Об этом позаботился Конгресс, — отозвалась Дона Кристан.
— Ваш сын обвиняется, — начал епископ, — в преступлениях…
— Я знаю, в чем он обвиняется, — ответила Новинья. — Я ни о чем не подозревала до сегодняшнего дня — мне рассказала Эла, но я даже не удивлена. Моя дочь Эланора тоже неоднократно нарушала законы цеха, отказываясь выполнять прямые приказы своего наставника. У обоих ребят совесть стоит на первом месте, а законы и правила — на втором. Это недостаток, если ваша цель — только поддержание порядка, но если вы стремитесь учиться и расти, это большое достоинство.
— Мы не собираемся судить вашего сына, — сказал Дом Кристано.
— Я попросил вас всех прийти сюда, — вмешался Эндер, — потому что нужно принять решение. Нужно выбирать: будем мы подчиняться Звездному Конгрессу или нет.
— У нас нет выбора, — ответил епископ Перегрино.
— Вариантов много, — покачал головой Эндер. — И множество причин для того или иного решения. Между прочим, один раз вы уже сделали такой выбор: когда обнаружили, что ваши файлы могут погибнуть, то решили спасти их, доверив чужаку. Вы не ошиблись, я верну ваши записи, как только вы меня об этом попросите. Не читая.
— Спасибо, — улыбнулась Дона Кристан. — Но мы сделали это до того, как узнали, насколько серьезно обвинение.
— Они собирались вывезти нас, — сказал Дом Кристано.
— Они управляют всем, — мрачно фыркнул епископ.
— Я это все ему уже говорила, — кивнула мэр.
— Они не управляют всем. Они управляют только вами. По анзиблю. И то исключительно потому, что вы подчиняетесь.
— Мы не можем взорвать анзибль! — возмутился епископ. — Это наша единственная связь с Ватиканом.
— Я не предлагаю вам взрывать анзибль. Я только хочу рассказать вам, что могу сделать. И говоря об этом, доверяюсь вам, как вы доверились мне. Потому что если вы проболтаетесь, это, возможно, будет стоить жизни мне и еще одному человеку, которого я очень люблю.
Он обвел присутствующих взглядом, и все кивнули, соглашаясь.
— У меня есть друг, который фактически контролирует всю сеть анзиблей на Ста Мирах и делает это совершенно незаметно. Я единственный человек, который знает о ее возможностях. По моей просьбе она может сделать так, что все фрамлинги решат, что мы отключили или взорвали анзибль. А мы будем иметь возможность посылать сообщения… ну, хотя бы в Ватикан или в штаб-квартиру вашего ордена. Мы сможем читать их записи, перехватывать сообщения. Короче говоря, мы сохраним глаза, а вот они полностью ослепнут.
— Отключить анзибль или хотя бы сделать вид, что отключаешь, — это восстание. Это война. — Босквинья произнесла эти слова так резко, как только могла, но Эндер не сомневался: идея ей очень понравилась, пусть даже госпожа мэр сопротивлялась изо всех сил. — И скажу я вот что: если мы окажемся достаточно сумасшедшими, чтобы проголосовать за войну, то, что предлагает Голос, даст нам огромное преимущество. Создаст перевес. А мы будем нуждаться в нем, если, конечно, спятим и решим восстать.
— Восстание ничего не даст нам, — поднял голову епископ Перегрино, — мы можем потерять все. Мне очень больно, это страшная трагедия — отсылать Миро и Кванду на другой мир для суда. Особенно потому, что они так молоды. Но суд, без сомнения, учтет это и проявит к ним милосердие. Если мы подчинимся Комитету, мы спасем членов нашей общины от многих бед.
— Значит, эвакуацию, необходимость покинуть Лузитанию вы не считаете бедой? — спросил Эндер.
— Считаю. Огромной бедой. Но закон был нарушен, и теперь надо платить.
— А что, если закон основан на недоразумении, а наказание совершенно несоизмеримо с грехом?
— Мы не можем судить об этом, — возразил епископ.
— Но судить придется. Если мы подчинимся приказу Конгресса, то тем самым признаем, что закон хорош, а наказание справедливо. Вполне возможно, что под конец нашей встречи мы сойдемся именно на этом. Но прежде чем вы примете решение, вам надо еще многое узнать. И только Эла и Новинья могут рассказать вам. Вы не должны, не можете выбирать дорогу, не зная всего.
