«На самом деле проблема в том, смогут ли люди жить с ними в мире, без нашего вмешательства».
— Мне нужно время. Несколько месяцев.
«Действуй, как сочтешь нужным. Мы больше не спешим».
— Что вы такого здесь нашли? Когда-то вы сказали мне, что можете общаться только со мной.
«Та часть мозга, что содержит мысли, то, что вы называете филотическим импульсом, силой анзибля, очень холодна, и потому нам трудно говорить с людьми. Но наш новый друг, которого мы встретили здесь, один из многих местных жителей… Его филотический импульс сильнее, четче, чище, его легче поймать, он хорошо слышит нас, видит нашу память. Мы видим его, нам так легко с ним. И прости, прости нас, старый друг, спутник, мы оставляем тяжелый труд, не станем больше говорить с твоим разумом, а вернемся к нему и будем говорить с ним, потому что с ним не нужно все время искать слова и образы, которые может воспринять твой аналитический мозг, потому что мы чувствуем его, как солнечный свет, как тепло солнечного света на его лице, на наших лицах, как холодную воду, прохладную воду внизу, у наших ног, как движение, легкое и плавное, как легкий ветерок, который не прикасался к нам три тысячи лет. Прости, мы остаемся с ним, пока ты не разбудишь нас, пока не дашь нам жизнь в этом мире, потому что ты сделаешь это в свое время, своим путем придешь к тому, что это здесь, что это — мир, что это — дом…»
А потом он и вовсе потерял ход ее мысли, она ускользнула, как сразу после пробуждения забывается, исчезает сон, даже если пытаешься запомнить и сохранить его. Эндер не понял толком, что обнаружила в этом мире Королева Улья, но, какие бы тайны здесь ни крылись, это ему придется иметь дело со Звездным Кодексом, католической церковью, молодыми ксенологами, которые могут помешать его встрече со свинксами, ксенобиологом, изменившей свое мнение о Голосах. Кроме того, есть еще одна, пожалуй, самая трудная проблема: если Королева Улья решит остаться здесь, ему придется остаться тоже. «Я столько лет жил отдельно от всего человечества, — подумал он, — иногда возвращался, чтобы помочь или выяснить что-нибудь, исцелить рану или нанести ее, а потом снова уходил, не задетый людьми и миром. Как смогу я стать частью этого общества, если мне придется жить здесь? Когда-то я был частью армии маленьких мальчиков в Боевой школе, потом жил вместе с Валентиной, но все это уже в прошлом, уже потеряно…»
— Что, тихо подвываешь от одиночества? — спросила Джейн. — Я прямо слышу, как твое дыхание становится тяжелее, а биение сердца замедляется. Через несколько минут этой жизни ты уснешь, умрешь или заплачешь.
— Я устроен куда сложнее, чем ты думаешь, — весело отозвался Эндер. — У меня острый приступ жалости к себе, я думаю о еще не случившихся неприятностях.
— Отлично, Эндер. Раньше сядешь… Представь себе, сколько бед ты сможешь оплакать. — Терминал ожил, и на экране появился кордебалет, девушки, возбужденно визжа, выбрасывали вверх замечательной длины ноги, а в центре стояла Джейн в облике свинкса. — Сделай пару упражнений и сразу почувствуешь себя лучше. Слушай, ты уже распаковал вещи. Чего ты ждешь?
— Джейн, я даже не знаю, где я.
— У них нет приличной карты города, — объяснила Джейн. — Все и так знают, кто где живет. Но зато есть план канализационной системы по районам. И я могу вычислить, где жилые дома.
— Покажи.
Над терминалом материализовалась трехмерная модель города Милагра. Может быть, Эндер и не был для лузитанцев особо желанным гостем и предоставленное ему жилище не отличалось роскошью, но хозяева проявили поразительную компьютерную щедрость. Они установили для него не обычный домашний терминал, а рабочий имитатор. Машина могла проецировать голограмму, объем которой в шестнадцать раз превышал возможности среднего компьютера, а краски, а разрешение, а точность какая! Имитация оказалась настолько хороша, что Эндер на мгновение почувствовал себя Гулливером, склонившимся над городком лилипутов. Маленькие люди еще не боятся его, они не знают, что он может уничтожить их движением руки.
Над каждым районом в воздухе висело его название.
