Писем от Эндера они не получали и догадывались, что ни одно из их писем до него тоже не дошло. Сразу после отъезда Эндера отец и мать чуть ли не каждый день садились за компьютер и набирали длинные письма. Вскоре, однако, это стало происходить раз в неделю, а поскольку ответ так и не приходил, то раз в месяц. Уже прошло два года с тех пор, как он уехал, но писем так и не было, ни одного, и никто не вспомнил о дне его рождения. «Он умер, — с горечью подумала она, — потому что мы его забыли».
Но Вэлентайн его не забыла. За время его отсутствия она ни словом не обмолвилась родителям и Питеру о том, как часто она думает об Эндере и как часто пишет ему, прекрасно осознавая, что ответа не будет. И когда отец и мать сообщили ей и Питеру об их новом доме в Северной Каролине, Вэлентайн поняла, что они уже не надеются снова увидеть Эндера. Ведь они покидали единственное место, куда бы он мог вернуться. Сможет ли Эндер отыскать их среди всех этих деревьев, под таким тяжелым и изменчивым небом? Он, всю свою жизнь проведший в полумраке коридоров и сейчас живущий там, где природы еще меньше. И как бы он к этому отнесся?
Вэлентайн знала, почему они переехали. Родители сделали это ради Питера в надежде, что жизнь среди деревьев и животных, жизнь в ее наиболее первозданном виде сможет оказать смягчающее воздействие на их странного и пугающего сына. И, в каком-то смысле, так оно и вышло. Питер быстро привык к новому месту. Долгие прогулки под открытым небом, путешествия сквозь лесную чащу, которые иногда продолжались весь день, и всего один или два бутерброда, делящие место с компьютерной доской в рюкзаке за его спиной, да еще небольшой перочинный ножик в кармане.
Но Вэлентайн было известно и другое. Она видела белку, с которой наполовину содрали шкурку и чьи лапки были пронзены колышками, вбитыми прямо в грязь. Она представляла, как Питер ловит ее, прибивает ее лапки к земле и осторожно, чтобы не проткнуть живот, сдирает с нее кожу, наблюдая как дрожат и вздуваются мышцы. Сколько времени понадобилось для того, чтобы к белке пришла смерть? И все это время Питер сидел где-нибудь поблизости, прислонясь к стволу дерева, на котором, возможно, был ее дом, и играл на компьютерной доске до тех пор, пока жизнь белки не угасала.
В тот день она была настолько напугана, что ее чуть было не вырвало за обедом, когда она увидела, с какой жадностью Питер набросился на еду и с каким воодушевлением он говорит. Но позже она долго думала об этом и поняла, что для Питера это могло быть своего рода колдовским обрядом, это могло быть своеобразной жертвой для усмирения темных богов, охотящихся за его душой. Лучше мучить белок, чем других детей. Питер всегда культивировал боль: сажал, удобрял и, когда она созревала, с жадностью поглощал ее. И пусть лучше он получает ее такими небольшими, но сильными дозами, чем постоянно и однообразно упражняется в жестоком обращении с детьми из школы.
— Идеальный ученик, — говорили его учителя. — Было бы неплохо иметь здесь сотню таких, как он. Все время занимается, всегда вовремя сдает работы. Он обожает учиться.
Но Вэлентайн знала, что это обман. Питер любил учиться, это так, но за все время учебы учителя не научили его ничему. Он учился дома, за своей компьютерной доской, обращаясь в библиотеки и базы данных, анализируя и размышляя и еще беседуя с Вэлентайн. Тем не менее в школе он вел себя так, будто именно данный пустяковый урок волнует его больше всего. «Ох, надо же, неужели лягушки выглядят внутри таким образом?» В это же время дома он изучал связывание клеток путем сравнительного анализа ДНК. Питер стал непревзойденным льстецом, и все учителя легко покупались на его лесть.
И все же это было хорошо. Питер больше не дрался. Никого не задирал. Прекрасно ладил со всеми. Это был новый Питер.
И все поверили в это. Отец и мать так часто говорили о том, как он изменился, что Вэлентайн хотелось громко закричать на них: «Это не новый Питер! Это тот же самый Питер, но только гораздо умнее! Знаете на сколько? Он умнее тебя, отец, и умнее тебя, мама. Он умнее всех, кого вы когда-либо встречали. Но не умнее меня».
