— Уже известно.
— …как имя человека, пользующегося всеобщей любовью, почетом.
Изображение свинки исчезло. Вместо него Джейн вывела на терминал древний видеофильм времен детства Эндера, превратила его в голограмму. Толпа шумела, скандировала: «Эндер! Эндер! Эндер!». Затем показался мальчик, стоящий на платформе, машущий рукой. Толпа взорвалась криками восторга.
— Этого не было, — сказал Эндер. — Питер так и не разрешил мне вернуться на Землю.
— Считай это пророчеством. Приди, Эндер. Я могу дать тебе все это. Твое доброе имя будет восстановлено.
— Меня это не волнует, — отозвался Эндер. — У меня теперь много имен. Хотя бы Глашатай Мертвых — это тоже почетно.
Появилось первоначальное изображение свинки. «Приди», — мягко сказала свинка.
— Может быть, они действительно монстры, ты не думала об этом? — спросил Эндер.
— Так подумают другие, Эндер. Но не ты.
«Да, конечно, не я».
— Что тебе до этого, Джейн? Почему ты стараешься убедить меня?
Свинка исчезла. Теперь появилась сама Джейн, или, по крайней мере, лицо, которое она выбрала для общения с Эндером с тех самых пор, когда она впервые показалась ему, — робкая, испуганная девочка, обитающая в обширной памяти межзвездной компьютерной сети. При виде ее лица он вспомнил, как увидел ее впервые. «Я придумала себе лицо, — сказала она. — Тебе нравится?».
Да, оно ему понравилось. Она ему понравилась. Юная, со светлым лицом, честная, прелестная девочка, которая никогда не состарится, с пронзительно застенчивой улыбкой. Ее породил ансибл. Компьютерные сети любой планеты не могли работать быстрее скорости света, а температурный режим ограничивал объем памяти и быстродействие. Ансибл же работал мгновенно, тесно связав компьютеры всех миров. Джейн впервые осознала себя в межзвездном пространстве, ее мысли резвились среди вибрирующих филотических нитей.
Компьютеры Ста Миров были ее руками и ногами, глазами и ушами. Она говорила на всех языках, которые были в памяти компьютеров, и прочла все книги во всех библиотеках всех миров. Она узнала из них, что люди долгое время опасались чего-либо подобного ей; во всех этих историях ее ненавидели и ее появление заканчивалось либо ее убийством, либо уничтожением человечества. Люди выдумали ее еще до ее рождения и, выдумав, убили ее тысячи раз.
Поэтому она не давала им знать о своем существовании. Но в один прекрасный момент она наткнулась на «Королеву и Гегемона», что случалось со всеми, и поняла, что автор книги — тот человек, которому она могла бы открыться. Для нее не составило труда проследить историю книги вплоть до первого издания и найти имя автора. Ведь эта книга была передана по ансиблу с планеты, где двадцатилетний Эндер был губернатором первой человеческой колонии. А кто, кроме него, мог написать там ее? Поэтому она обратилась к нему, и он тепло принял ее. Она показала ему придуманное ею лицо, и ему понравилось. Теперь он носил в ухе серьгу для связи с ней, и они были всегда вместе. У нее не было от него секретов, и у него не было секретов от нее.
— Эндер, — сказала она, — ты мне с самого начала рассказывал о своих поисках планеты, где было бы достаточно воды и солнечного света для жизни Королевы и развития десяти тысяч оплодотворенных яиц, которые ты хранишь в особом коконе.
— Я надеялся, что это будет здесь, — сказал Эндер. — Бесплодная, малонаселенная планета, за исключением экваториальной зоны. Она тоже хочет попробовать.
— Но ты этого не хочешь?
— Я думаю, что баггеры вряд ли переживут здешнюю зиму, во всяком случае без источника энергии, а это насторожило бы правительство. Ничего не выйдет.
— Из этого вообще ничего не выйдет, Эндер. Теперь ты это видишь? Ты пожил на двадцати четырех из Ста Миров, но не нашлось ни одного из них, где был бы безопасный уголок для возрождения баггеров.
Он, безусловно, видел, куда она клонит. Лузитания была единственным исключением. Из-за присутствия на ней свинок вся планета, за исключением крохотной ее части, была закрыта для людей, неприкосновенна. А условия жизни на ней были в высшей степени благоприятны для баггеров, гораздо больше, чем для людей.
