— Женщины и мужчины решают вопросы вместе, или каждый — для себя самого, — сказал Пипо. — Один не может решать за другого.
Очевидно, такого ответа и ожидали свинки. «Кабры!» — повторяли они снова и снова; они подбежали к Рутеру, ухая и посвистывая. Они схватили его и понесли в лес. Пипо пошел за ними, но двое свинок остановили его и покачали головами. Этот человеческий жест они переняли задолго до этого, но у свинок он имел более жесткое значение. Пипо было строго-настрого запрещено идти за ними. Они направлялись к женщинам, а это было единственным местом, куда свинки запретили им ходить.
По пути домой Либо рассказал, с чего начались трудности.
— Ты знаешь, что сказал Рутер? Он сказал, что наши женщины слабые и глупые.
— Он сказал так, потому что никогда не видел мэра Боскинью. Или, например, твою мать.
Либо рассмеялся, потому что его мать, Консейсао, управляла архивами так, как будто это было ее поместье среди дикой сельвы — если вы входили в ее владения, вы должны были беспрекословно подчиняться ее законам. Смеясь, он почувствовал, как что-то ускользает от него, какая-то важная мысль — о чем же мы говорили? Разговор продолжился, и Либо забыл об этом. А вскоре он забыл и о том, что он что-то забыл.
Ночью они слышали бой барабанов, который, по их мнению, означал какой-то праздник. Такое случалось не часто, похоже было на удары тяжелыми палками по большим барабанам. Однако сегодня праздник, похоже, затянулся. Пипо и Либо решили, что, возможно, пример равноправия полов у людей каким-то образом породил у свинок надежду на освобождение.
— Мне кажется, что этот случай можно квалифицировать как серьезное изменение в поведении свинок, — мрачно заключил Пипо. — Если мы действительно вызвали серьезные изменения, то мне придется сообщить об этом, и Конгресс, возможно, прикажет прервать контакт на некоторое время. Возможно, на годы.
Мысль о том, что усердие в выполнении своей работы может привести к запрещению Межзвездным Конгрессом самой работы, была отрезвляющей.
Утром Новинья пошла с ними к воротам, сделанным в большой ограде, отделявшей город людей от склонов лесистых холмов, где жили свинки. Пипо и Либо все еще старались уверить друг друга в том, что ничего нельзя было изменить, поэтому Новинья пошла вперед и достигла ворот самой первой. Когда подошли остальные, она указала на участок недавно расчищенной земли метрах в тридцати от ворот.
— Этого не было, — сказала она. — И там что-то есть.
Пипо открыл ворота, и Либо, как более молодой, побежал вперед. Он остановился на границе расчищенного участка и остолбенел, глядя на то, что там лежало. Пипо, заметив его поведение, тоже остановился, а Новинья, вдруг испугавшись за Либо, забыла о запретах и выбежала за ворота. Голова Либо откинулась назад, и он рухнул на колени; он вцепился в свои кудрявые волосы и зарыдал.
Рутер лежал, распростертый в грязи. Он был умерщвлен, и очень аккуратно — каждый его орган был тщательно отделен от других, все жилы и сосуды были вытянуты и разложены симметрично вокруг него на подсыхающей земле. Ничто не было полностью отделено от тела.
Мучительные рыдания Либо стали почти истеричными. Новинья стала на колени рядом с ним и держала его, качаясь, пытаясь успокоить. Пипо достал небольшой фотоаппарат и стал методично делать снимки с разных ракурсов так, чтобы компьютер позже все детально проанализировал.
— Он был еще жив, когда они делали это, — проговорил Либо, немного успокоившись. Он выговаривал слова медленно, тщательно, как иностранец, который учится говорить. — На земле столько крови, и она разбрызгана далеко, значит, его сердце еще билось, когда они вскрыли его.
— Мы обсудим это позже, — сказал Пипо.
В этот момент забытое вчера обстоятельство с ужасающей ясностью всплыло в мозгу Либо.
— Вот что Рутер сказал про женщин. Они решают, когда мужчина должен умереть. Он говорил мне об этом, а я…
Он заставил себя замолчать. Конечно, он ничего не сделал. Закон требовал от него бездействия. И в этот момент он решил, что ненавидит закон. Если закон допускает, чтобы такое можно было сделать с Рутером, то он не имеет смысла. Рутер был личностью. Нельзя стоять в стороне и допускать, чтобы такое произошло с личностью только потому, что ты ее изучаешь.
