— Если только ему когда-нибудь позволят вернуться, чтобы воспользоваться всем этим.
— Ему никогда не позволят.
— Даже несмотря на то, что Демосфен агитирует за его возвращение домой?
— Демосфен больше не сотрудничает с информационными сетями.
Андерсон поднял бровь:
— Что это значит?
— Демосфен ушел в отставку. Навсегда.
— Тебе что-то известно, ты, старая вонючка. Ты знаешь, кто скрывается за именем Демосфена.
— Скрывался.
— Ну, скажи мне.
— Нет.
— Можешь считать, что ты больше не болельщик, Грэфф.
— Я никогда им не был.
— Тогда скажи хотя бы почему. Многие из нас думали, что под именем Демосфен может скрываться сам Гегемон.
— Этого просто не могло быть. Даже всей банде поддерживающих Демосфена кретинов от политики не удастся убедить Гегемона вернуть Эндера на Землю. Эндер слишком опасен.
— Ему всего лишь одиннадцать лет, нет, уже двенадцать.
— Это делает его еще более опасным, поскольку им совсем нетрудно управлять. Имя Эндера необычайно популярно во всем мире. Бог-дитя, сотворивший чудо, держащий в своих руках жизнь и смерть. Любой властолюбец, помышляющий о личной диктатуре, будет рад присвоить его, чтобы поставить во главе армии и не оставить миру других возможностей, кроме добровольного присоединения или панической капитуляции. Если бы Эндер вернулся на Землю, то он наверняка захотел бы пожить здесь. Отдохнуть, воспользоваться тем, что еще осталось от его детства. Но ему не дали бы никакого отдыха.
— Я понимаю. Кто-то объяснил это Демосфену?
Грэфф улыбнулся:
— Нет, Демосфен объяснил это кое-кому другому, кое-кому, кто лучше всех остальных смог бы использовать Эндера для того, чтобы управлять миром так, что мир был бы этим доволен.
— Кому же?
— Локку.
— Но ведь именно Локк выступал за то, чтобы Эндер оставался на Эросе.
— Многое видится не тем, чем является на самом деле.
— Для меня это слишком сложно, Грэфф. Я предпочитаю игру. Четкие, понятные правила, арбитров на линиях, начало и конец. Все приветствуют победителей, а затем расходятся по домам, к своим женам.
— Будешь время от времени доставать мне билеты на матчи, ладно?
— Ведь на самом деле ты не собираешься проводить здесь время до пенсии?
— Я назначен министром по колонизации.
— Значит этим все-таки решили заняться?
— Сразу же, как получили отчеты о мирах, которые были колонизированы чужаками. Я имею в виду, что с ними все в порядке. Ухоженные поля, налаженное производство, готовое жилье и ни одного живого чужака. Они все погибли. Очень удобно. Мы отменим все законы, регулирующие численность населения.
— Которые никому не нравились…
— И все эти третьи, и четвертые, и пятые погрузятся на звездолеты и отправятся к уже известным и пока еще неизвестным мирам.
— А они действительно отправятся?
— Люди всегда отправляются. Всегда. Они всегда верят в то, что смогут построить жизнь лучшую, чем в старом мире.
— Ну что ж, может быть и смогут.
Поначалу Эндер считал, что его вернут обратно на Землю сразу же, как только все успокоится. Но через год после того, как все успокоилось, ему стало совершенно ясно, что его вообще никогда не вернут назад. На Земле требовались его имя и вошедшие в историю победы, а сам Эндер Виггин во плоти мог оказаться там неудобной в обращении персоной.
И еще был суд, разбиравший преступления полковника Грэффа. Адмирал Чамрайнагар пытался помешать Эндеру наблюдать за судом, но ему это не удалось. За свои заслуги Эндер сам был возведен в ранг адмирала, и это был один из немногих случаев, когда он воспользовался правами, который давало его звание. Поэтому он видел видеозаписи драк со Стилсоном и Бонзо, видел предъявленные на суде фотографии их трупов, слышал споры психологов и юристов, решавших, были ли эти убийства совершены предумышленно или в целях самообороны. Эндер имел собственное мнение на этот счет, но им никто не поинтересовался. На протяжении всего суда было ясно, что на самом деле атака направлена против него. Обвинение вело себя умно и не старалось напрямую возложить на него ответственность, но оно предприняло попытки изобразить Эндера Виггина больным, извращенным типом с преступными наклонностями.
