— Ты не должен привыкать к потерям! — орал на него после этого Майзер Рэкхэм. — Когда ты окажешься в настоящем бою, то у тебя не будет этой роскоши, этого бесконечного числа истребителей, генерируемых компьютером. У тебя будет только то, что ты с собой взял, и ни кораблем больше. А сейчас старайся драться, избегая бессмысленных потерь.
— Это не было бессмысленной потерей, — сказал Эндер. — Я не смогу выигрывать бои, если из-за боязни потерять корабль вообще начну избегать всякого риска.
Майзер улыбнулся:
— Отлично, Эндер. Ты начинаешь кое-чему учиться. Но в настоящем бою над тобой будут начальники, которые будут так же орать на тебя. И самое худшее, что некоторые из них будут штатскими. Ну ладно, если бы твой противник оказался хоть чуточку умнее, он подловил бы тебя в этом месте и смог бы прижать эскадру Тома.
Вдвоем они снова и снова разбирали ход боя, а на следующих занятиях Эндер показывал своим командирам то, что показал ему Майзер, и они обсуждали, как можно справиться с такими ситуациями при их повторении.
Они и раньше считали, что вполне готовы безупречно действовать единой командой. И сейчас, пройдя все вместе через настоящие испытания, они еще больше стали доверять друг другу, а бои превратились в поистине волнующие события. Они предложили Эндеру, чтобы те, кто не был занят в данном бою, приходили в комнаты с имитаторами и наблюдали за этим боем. Эндер представлял, что друзья стоят у него за спиной, подбадривая, смеясь или замирая от волнения; он предполагал, что ему было бы трудно работать в такой обстановке, и все же порой чувствовал, что желает этого всем сердцем. Такого острого чувства одиночества у него не было с тех пор, как он целыми днями грелся на солнце, лежа на плоту посреди озера. Майзер Рэкхэм был его товарищем, его учителем, но он не был его другом.
Эндер не показывал своих чувств никому. Майзер ясно дал понять, что сочувствия не будет и что личное несчастье Эндера никого не должно касаться. Впрочем, большую часть времени Эндер и сам не вспоминал о своем одиночестве. Все его мысли были заняты игрой, он постоянно думал о прошедших боях, стараясь вынести из них максимальную пользу. И даже не о конкретных боях, а о том, что могли бы предпринять чужаки, действуй они более изобретательно, и о том, как он сам отреагировал бы на их действия. Он жил одновременно прошлыми и будущими боями, жил ими во сне и наяву, загоняя своих подчиненных так, что порой те отвечали ему на это некоторым подобием бунта.
— Ты слишком добр к нам, — пошутил Алаи на одной из тренировок. — Как тебе еще не надоело то, что мы не демонстрируем свою гениальность в любое время дня и ночи. Если ты будешь продолжать так нянчиться с нами, мы можем подумать, что ты нас балуешь.
Некоторые засмеялись прямо в микрофоны. Эндер конечно же, распознал иронию и ответил на нее долгим молчанием. Когда он наконец заговорил, он и словом не обмолвился о шуточке Алаи:
— Все с самого начала, и поменьше жалости к себе.
На этот раз они выполнили задание правильно.
Однако по мере усиления их доверия к Эндеру как командиру постепенно слабели узы дружбы между ним и всеми остальными, постепенно исчезала теплота общения, свойственная их отношениям в Боевой школе. Но в отношениях между собой они стали близки, как никогда, друг с другом они могли быть абсолютно искренними и откровенными. На Эндера же они стали смотреть только, как на учителя и командира, такого же далекого и требовательного, каким самому Эндеру казался Майзер Рэкхэм.
От этого они сражались еще лучше. А Эндера ничто не отвлекало от работы. По крайней мере, в то время, когда он не спал. В часы бодрствования сознание Эндера было целиком заполнено имитатором и игрой, но ночью, погружаясь в сон, он думал совсем о других вещах. Часто ему вспоминался медленно распадающийся остов Великана, ни в малейшей степени не походящий на сказочный образ с экрана его компьютерной доски. Все было настолько реальным, что Эндер чувствовал даже едва уловимый запах смерти. Во сне все вещи менялись. Маленькая деревушка, приютившаяся между ребрами Великана, превращалась в поселение чужаков, которые торжественно приветствовали Эндера. Это походило на то, как гладиаторы приветствовали Цезаря перед началом представления, которое должно было неминуемо кончиться их гибелью. Во сне Эндер забывал о своей ненависти к чужакам и, хотя он знал, что они прячут от него свою царицу, он не пытался ее найти. Он быстро покидал тело Великана, чтобы отправиться на игровую площадку, где его уже поджидали дети, чьи издевающиеся звериные лица были ему знакомы. Иногда среди них был Питер, а иногда Бонзо, иногда были Стилсон и Бернард; но точно с такой же частотой ему встречались среди этих озверевших существ Алаи и Шэн, Динк и Петра; а иногда приходило существо с лицом Вэлентайн, и в своих снах он точно так же заталкивал ее под воду и ждал, когда она захлебнется. Она пыталась вырваться из его рук, чтобы вынырнуть на поверхность, но в конце концов затихала. Он вытаскивал ее из озера на свой плот, где ее лицо постепенно превращалось в маску смерти. Он кричал и плакал над ней, повторяя вновь и вновь, что это всего лишь игра, игра, а он только играет…
