Их корабль добрался до Эроса, а они этого даже не заметили. Капитан продемонстрировал им снимок в видимом свете, а затем наложил на него снимок, сделанный в инфракрасном диапазоне. Они находились совсем близко, на расстоянии всего четырех тысяч километров. Сам же Эрос, составляющий в длину двадцать четыре километра, был совершенно невидимым, словно бы ему и не полагалось сиять отраженным солнечным светом.
Капитан посадил корабль на одну из трех посадочных платформ, окружающих планету. Посадка прямо на поверхность была невозможна, так как на Эросе была наведенная сила тяжести, и буксир, рассчитанный на то, чтобы тянуть грузы, был не очень-то приспособлен к процедуре освобождения от ее оков. Капитан предложил им убираться восвояси, но их это ни капельки не расстроило. Горечь, с которой капитан покидал свой буксир, была полным контрастом тому удовольствию выпущенных на свободу пленников, которое испытывали Грэфф и Эндер. Во время посадки в «шаттл», который должен был доставить их на планету, они без устали пародировали самые запомнившиеся им фразы из горячо любимых капитаном видеофильмов и при этом хохотали как сумасшедшие. Капитан помрачнел и, сославшись на усталость, удалился. И вдруг, как если бы ему это только что пришло на ум, Эндер задал Грэффу свой последний вопрос:
— А какой нам резон воевать с чужаками?
— Мне известны самые разнообразные причины, — сказал Грэфф. — Потому что у них перенаселенная цивилизация, и они ориентированы на колонизацию. Потому что им ненавистна сама мысль, что во Вселенной есть кроме них другие мыслящие существа. Потому что они не считают нас мыслящими. Потому что у них какая-то там религия возмездия. Потому что они смотрели наши старые видео и решили, что мы неизлечимо агрессивны. Короче, все, что угодно.
— А чему из этого верите вы?
— Это не имеет значения.
— Но мне все равно хочется знать.
— Они говорят друг с другом напрямую. Сознание с сознанием. Что думает один, то может думать и другой; что помнит один, то и другой помнит. Зачем им вообще мог понадобиться язык? Зачем им вообще учиться читать и писать? Как они вообще могут догадаться, что такое чтение и письмо, если увидят, как это делается? Или сигналы? Или числа? Или все, что угодно, что используется у нас для коммуникации. Это не имеет ничего общего с проблемой перевода с одного языка на другой. Мы использовали все мыслимые способы установить с ними контакт, но у них не оказалось ни одного органа, чтобы понять, что им вообще что-то передается. И, вероятно, они пытались установить с нами мысленный контакт и были удивлены тем, что мы не отвечаем.
— Итак, вся эта война случилась из-за того, что мы не смогли найти общий язык.
— Если другой человек не способен рассказать тебе свою историю, как тебе догадаться, что он не собирается тебя убить?
— А что, если мы просто оставим их в покое?
— Эндер, не мы первыми пришли к ним, они пришли к нам. Если бы они собирались оставить нас в покое, они сделали бы это сто лет назад, еще до Первого Нашествия.
— Может быть, они не знали, что мы — мыслящие существа. Может быть…
— Эндер, поверь, этим дискуссиям уже около ста лет. Никто не знает ответа. Но когда дело касается реальных действий, практического решения не избежать. Если кто-то один должен погибнуть, давай сделаем все возможное, чтобы это оказались не мы. Наши гены не позволят нам принять иное решение. Природа не создает видов, которые не стремились бы выжить. Отдельные индивиды могут быть воспитаны так, чтобы они могли пожертвовать собой, но вид в целом не имеет права на решение о прекращении своего существования. Поэтому имей мы такую возможность, мы должны убить самого последнего из чужаков, а они, при наличии такой возможности, убьют самого последнего из нас.
— Что касается меня, — сказал Эндер, — я за то, чтобы выжить.
— Я знаю, — сказал Грэфф. — Именно поэтому ты здесь.
