Во дворе Лушина опять не увидели машины Михаила Павловича, и тут уже нервная дрожь начала бить и Кислова — неужели влипли?! Торопливо погнали к дому Хомчика и, не обнаружив и там искомого, поехали к Татьяне Ставич.
Только увидев около ее подъезда знакомый жигуленок, оба успокоились и позволили себе расслабиться.
— Фу, — вытирая потный лоб, вымученно улыбнулся Олег. — Пронесло на сегодня. Мотаем отсюда. До утра он как пить дать не выберется.
— Почему? — Ворона прикуривал, от волнения ломая спички. Ну и денек, чуть не обделался от нервных стрессов. Не зря в газетах пишут, что они вредные для здоровья.
— Чудо в перьях, — с облегчением засмеялся Кислов. — Разве от такой бабы быстро уходят? Ты ее видел?
— Видел, ну и что?
— Тогда сам подумай. Слушай, давай сейчас тачку поставим и возьмем бутылочку. У меня облигации есть, Аркадий дал разменять в сберкассе на деньги.
— Только у таксистов-пиратов брать сейчас, — трогая машину, авторитетно сказал Ворона. — Ты это, — покосился он на Олега, — не болтай там, что он от нас полинял. Лады, паренек?
— Договорились, — согласился Кислов.
— Заметано, — повеселел Ворона, — сейчас все в лучшем виде устроим. Тачку, пожалуй, ставить не будем, а возьмем пузырек — и к тебе, там заночуем, а утром подброшу куда надо…
Сколько сразу навалилось забот! Первое — где в мизерной по площади квартире спрятать пистолет? Раньше Аркадий никогда не задумывался над проблемой создания тайников, поскольку прятать было просто нечего. Чего спрячешь со скромной инженерной или мэнээсовской зарплаты — разве банку консервов или книжку, которую спер в библиотеке?
Куда деть оружие? Опять отдавать его на хранение Жедю почему-то не хотелось, а спрятать, как оказалось, практически негде — под ванной может поржаветь, а машинка и так далеко не новая; в трубу, за решетку вентиляции, не пролезает; пол не поднимешь — это тебе не паркет в старых домах, тут везде линолеум. Помыкавшись, он решил сунуть «парабеллум» в диван, предварительно завернув пистолет в тряпки и клеенку.
Второе — куда девать деньги? Взятое у Котенева Аркадий разделил: Кислову были выданы облигации, с тем чтобы он обменял их в разных сберегательных банках на наличные деньги; Жедю отданы золотые побрякушки жены Котенева, а деньги Лыков взял себе. Их оказалось много, столько в руках Аркадия никогда еще не бывало. Сначала он хотел спрятать их между листами книг, стоявших на полках, но потом понял, что его книг не хватит, чтобы рассовать по ним все купюры. Поколебавшись, сунул толстую пачку в телевизор, сняв с него заднюю крышку панели и потом аккуратно поставив ее на место.
Эти заботы как-то отогнали беспокойство и страх, поселившиеся в душе после посещения квартиры Михаила Павловича.
Сначала, когда поехали к подпольному миллионеру, Аркадий нервничал — все время казалось, что Жедь не так надел милицейскую форму, которую он где-то раздобыл; потом чудилось, что двери не откроют, а если откроют, то могут позвать соседей или усомниться в подлинности ордера на обыск, который достал тот же вездесущий Жедь. Хотя какой там ордер, приличная фальшивка. И всю дорогу мешал непривычный пистолет: хотелось его переложить, перепрятать, чтобы не врезался то рукоятью, то стволом в разгоряченное, потное тело. Для себя Аркадий твердо решил не отступать — если что не так пойдет, то забыть про ордер и фальшивые удостоверения, а доставать оружие и требовать деньги. Но обошлось. Даже Витька Жедь вполне сошел за участкового в своем мятом кителе с криво пришитыми погонами.
После, когда уже все кончилось и возвращались домой, вдруг навалилась апатия, сменившая нервное возбуждение. А теперь отчего-то страшно — вдруг обобранный Михаил Павлович надумает заявить? Возьмет и перепроверит — кто и на каком основании приходил к нему с обыском?
Спал Лыков плохо. Мучили липкие кошмары, в которых Котенев вдруг оказывался не вялым и покорным, как у себя на квартире, а совсем другим: хитрым, неуловимым, злобным и очень сильным. А Кислов и Ворона куда-то убегали, оставив Аркадия вдвоем с Витьком Жедем, который терялся и мог только жалко закрываться руками, пряча лицо, и что-то непонятно бормотать.
