— Нет, я не стану пить, — отказался Хомчик, — тороплюсь.
— Успеешь, дело важнее, — веско сказал Котенев. — Садись.
— Садись, Рафик, садись, Михаил разрешает. Раньше сядешь, раньше выйдешь, — снова захихикал Лушин. — Сейчас устроим собраньице…
— Мы вынуждены собраться по весьма неприятному поводу, — оборвал его Михаил Павлович.
— Ты прямо как городничий у Гоголя, — потирая руки, заметил Александр Петрович.
— Веселиться нечего, — глядя ему в глаза, ответил Котенев. — Ко мне вчера приходили с обыском.
Прикуривавший Лушин уронил горящую спичку на ковер и, багровея затылком, нагнулся за ней:
— А, чтоб тебя!..
Хомчик слегка вздрогнул и словно застыл. Его длинные, нервные пальцы, словно живущие сами по себе, начали теребить конец галстука, то сворачивая его в трубочку, то снова разворачивая.
Александр Петрович выпрямился, бросил спичку в пепельницу и, ожидая продолжения, напряженно посмотрел на Котенева. Чувствовалось, что ему не хватает воздуха и хочется расстегнуться до пупка или вообще рвануть рубаху на груди, не обращая внимания на разлетающиеся по сторонам пуговички.
— Что за дурацкие шутки? — тяжело отдуваясь, наконец смог выдавить из себя Лушин.
— Какие шутки, Саша? — Котенев скорбно опустил уголки губ. — Я вполне серьезно, разве такими вещами шутят? Что молчишь, Рафаил? Хоть бы поинтересовался, кто у меня был, что взяли.
Хомчик медленно повернул к Михаилу Павловичу бледное до синевы лицо и дернул плечом:
— Бог мой! Какое теперь имеет значение, кто был и что взяли? Какое, если они уже были! Собачья жизнь! — Он вдруг всхлипнул и ударил кулаком по столешнице, заставив тонко зазвенеть приборы. — Собирался с семьей на курорт, а тут вместо теплых краев светит поездка за казенный счет в солнечную Коми.
— Ты тоже хорош, — набычился Лушин, глядя на Рафаила. — Передаешь товарец, обрабатываешь втихаря камушки, детишек в английские школы пристраиваешь, а мы тут отдуваемся?
— Не греши, — встал Котенев. — Ты, как коммерческий директор, имеешь проценты со всего оборота и своего содрать никогда не упустишь.
— Господи, — раскачиваясь из стороны в сторону, горестно простонал Хомчик, схватившись руками за голову. — О чем вы?! В такой момент…
Михаил Павлович откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на подельников. Хомчик не боец, это давно ясно — жаден, хитер, изворотлив, но может спасовать в сложной ситуации, пойти на любые компромиссы, спасая себя и свои денежки.
Лушин? Бегемот, он и есть бегемот. Скорее даже помесь бегемота с носорогом — туповатым, агрессивным, готовым идти напролом, не считаясь с потерями. Деловая хватка у него есть, имеется опыт подпольной коммерции, лихо может договориться и втянуть в свои дела директора какого-нибудь государственного предприятия, за хорошую взятку заставив того списать, к примеру, дефицитные трубы, а на самом деле продать их за «живые» деньги. Потом Лушин поменяет трубы на джинсовую ткань, ткань на персональный компьютер, компьютер на кирпич и в итоге получит крайне необходимое их фирме, так и не приложив рук ни к трубам, ни к ткани, ни к кирпичу. Да что не приложив рук — он даже в глаза их не увидит при проведении манипуляций.
Все это хорошо, когда все хорошо, а вот как будет сейчас, когда случилась неприятность? Заглотивший их со всеми потрохами любезный Куров просто семечки. Хотя… Куров — это мысль!
— Что делать? — переспросил Котенев после паузы. — Наделаем в штаны и поедем домой стирать бельишко?
— Не дури, Михаил. — Глаза у Лушина еще больше покраснели и недобро сузились. — Может, ты нас с потрохами им уже выдал или на хвосте за собой приволок, а? — Его толстые, похожие на сосиски пальцы шевельнулись, сминая клетчатую скатерть, покрывавшую стол. Упрямо наклонив бычью голову, Александр Петрович угрожающе бросил: — Отвечай, чего молчишь?
— Перестаньте, — взвизгнул Хомчик. — Все слишком серьезно! Хотите передраться?
— Вот именно, — желчно усмехнулся Котенев, — это было бы как нельзя кстати. Хочу вам еще сообщить, что были не из МВД.
— Госбезопасность? — охнул Рафаил и залпом выпил рюмку коньяка.
Лушин набычился еще больше и приподнялся из-за стола.