— Не о чем рассказывать, на самом деле. Жизнь проходит впустую, — я поднимаю свой бокал и выпиваю до дна. Алкоголь ударяет прямо в голову.
Он хмурится, берет бутылку и наполняет оба наши стаканы.
— Откуда ты, Лили?
— Я сбежавший ребенок, который не делает правильные вещи, понятно?
Он стоит передо мной не в одном глазу, словно на него вообще не действует алкоголь.
— Ты делаешь их просто отлично.
— Не многие согласятся с тобой.
— Не важно, кто и что думает. Ты все сделала правильно.
Я допиваю стакан и со стуком ставлю его на стойку.
— Я стриптизерша, Джек?
Он выпивает свой и опускает со стуком вниз, опять наполняя наши стаканы, толкнув ко мне мой стакан.
— Это нормально. Гангстеры и стриптизерши всегда идут вместе, как тост и мармелад. У нас такой же почасовой график работы и налоговый инспектор не многое слышит от нас...
Я ухмыляюсь.
— Ты пытаешься меня напоить?
— А ты как думаешь?
— Да.
Он отрицательно качает головой.
— Ну, это же виски?
— Ты не должна отставать от меня. Я пытаюсь притупить стремление.
Я сохраняю свое дыхание устойчивым.
— Какое стремление?
— Рискую показаться маньяком, одержимым собственной глупостью, в стремление трахнуть тебя, конечно.
Я чувствую, как мои щеки начинают пылать.
— Ты относишься к тем парням, о которых любая мать предупреждает свою дочь.
— А твоя?
Я чувствую, что попадаю на неустойчивую почву.
— У нее не было такой возможности.
— Тебе никогда не хотелось вернуться?
— Нет.
— У тебя есть братья, сестры?
Вот это тест, который именно здесь, Лили проходит с честью. Я долго смотрю ему в глаза.
— Я была единственным ребенком. Можешь ли ты теперь перестать задавать вопросы?
Он смотрит на меня с непонятным выражением, его потрясающие ресницы такие длинные и темные.
— На самом деле я не болтливый. Мне казалось, что ты хотела.
Я слезаю с барного стула.
— Давай поедем к тебе.
Моя грудь поднимается и опускается от азарта, который вспыхивает у него в глазах. Он выходит из-за барной стойки, хватает меня за руку, и мы идем по тому же пути, как и пришли. Снаружи нас, как по мановению волшебной палочки, поджидает его машина. Мы садимся внутрь, и с ревом несемся по пустым улицам.
9.
Останавливаемся у особняка в районе Блумсбери. Он выключает двигатель и смотрит на меня, и я испытываю ощущение от острого удовольствия, пробегающее по телу. Я открываю пассажирскую дверь и выхожу. Ночной воздух кажется восхитительно прохладным. Он подходит ко мне, берет за руку и тянет к небольшой лестнице из мрамора.
Достает ключ и вставляет его в дверь (возможно, ему приходится отключить сигнализацию), но я пребываю в таком одурманенном состоянии от желания, что прихожу в себя, только когда он заключает меня в свои железные объятия и опускает свои губы на мои. От этого ощущения, закручивающегося внутри меня, тело начинает сильно дрожать.
Он отстраняется.
— Ты в порядке? — его глаза поблескивают какой-то одержимостью, он похож на мужчину, который с трудом себя контролирует.
Тепло распространяется у меня внутри. Я открываю рот, но не выходит ни слова. Скорее всего я смотрю на него с таким же желанием и похотью, поэтому молча киваю.
Секунду он смотрит на меня, его лицо выглядит странно, находящееся в тени и освещаемое только светом от уличного фонаря, пробивающимся из окна, потом он пикирует опять на мои губы, и я смутно понимаю, что его сильные руки уже скользят по моему телу, пробравшись под топ, расстегивая мой бюстгальтер. Я беспомощно охаю, потому что у меня возникает такое чувство, будто я умираю от голода, будто я не ела всю свою жизнь. Прохладный воздух касается моей кожи, а его теплые руки приподнимают мою грудь, соски тут же твердеют у него в ладонях, мой рот отчаянно цепляется за него. Между ногами отчаянно болит, желая поскорее получить его внутрь. Вдруг он отстраняется от меня.
— Больше, — хрипло прошу я, словно наркоман.
Он опускается на колени и резко приподнимает мою юбку вверх, укрепив на бедрах. Зацепив пальцами маленький шелковый треугольник, тянет его вниз по моим ногам. Затем раздвигает мои ноги и пальцами открывает меня, жадно смотря на мою обнаженную мокрую плоть.