— Молодой человек, не бойтесь… — успокаивающе прошептал совсем рядом тот же голос, — я лишь хочу с вами поговорить.
Теперь играть в спящую красавицу было бессмысленно. Я обернулся через плечо и на соседнем боку полуразрушенного киоска увидел седовласое практически старческое лицо мужчины в округлых треснутых очках в металлической оправе. У него было впалое перепачканное грязью лицо с еле заметными шрамами от побоев и ударов прикладом. В желтом ряде зубов зияли чёрные впадины выбитых… Шапка, можно назвать, шапка-ушанка немного свалившись набок нависала над головой, явно не по размеру, вся в саже, или даже в пепле от костров, прикрывала не менее седые и редкие волосы. Но глаза… В них было не меньше паники и отчаяния, чем у меня… Его печальные, испуганные глаза, смотрели на меня, то ли панически ожидали пинка в лицо, как стандартный отпор попрошайке, то ли надеялись, что я выслушаю его просьбу, не прогоняя сразу. Был в них такой огонёк надежды… Я его разглядел не столько в слабых предрассветных лучах неба, сколько от кратковременных всполохов далёких взрывов, что отсвечивает небо.
Если бы сейчас был 2007 год, я бы принял его за безобразного бомжа и прогнал бы прочь или просто проигнорировал… Но, это далеко не 2007 год… И его вид меня не смущал. Потому что мой вид, а я это видел в отражениях чёрных луж, был примерно таким же…
— Кто ты? Что тебе надо, дед? — разглядев старика, тревожившего меня в столь неподходящее время, я спросил, внутренне успокаиваясь: 'Не похож он, конечно, на патрульного. Не похож…'
Старик облизнул губы, прежде чем говорить… А может и не старик он вовсе. Может ему 60, не больше. Просто страшно… Всем страшно. А страх он делает людей старше.
— У тебя есть сигаретка… или папироска? А? — жалостливо прошептал старик.
'И ради этого меня будить?.. Так и до инфаркта можно довести…' — однако мне стало лучше. Нервы заметно стихали. Ответил я ему, как мне показалось, немножко грубовато:
— Нет, дед. Нету у меня ни сигаретки, ни папироски…
Я отвернулся, предполагая, что беседа наша закончилась. Сигарет у меня в действительности нет. Я не могу и не смогу ничем помочь… И, вообще, не мешайте людям спать… Но позади меня старик заёрзал и продолжил шёпотом:
— Молодой человек, я не столько хотел стрельнуть у вас сигаретки, сколько просто… поговорить с Вами…
'Нечем заняться что ли?' — подумал я и нахмурился от мысли, что старик от меня так просто не отстанет — слишком настойчиво он приставал к спящему человеку, то есть ко мне, притворяющемуся спящим… Я перевернулся на бок — лицом к старику и кратко спросил:
— О чём?
— Прошу Вас… Только тихо. Не будите остальных, — занервничал старик. — Говорите шепотом…
— Зачем?… — на этот раз я спросил тише.
— Я хочу Вас спросить… — очень тихо сказал старик, боязливо озираясь по сторонам.
— Ну, спрашивайте. Не томите душу… Вы всё равно меня разбудили, — почти злостно, но шепотом выговорил я.
Старик подтянулся ближе, согнулся в шаге от меня, подобрал под себя коленки, приклонился спиной к киоску. Шапку-ушанку он снял и нервно теребил в руках. Его телогрейка была вся в грязи и рассечённых дырах. Сапоги оказались от разных пар. Это сразу замечалось по фактуре и форме. Они были дырявые и насквозь пропитались влагой.
— Я вот о чём… — замешкал он. — Хочу спросить… Вы здесь собираетесь остаться?
Последняя фраза оказалась наполненной неподдельным удивлением и непониманием. Что-то вроде: 'Как так, почти все ушли, а вы всё ещё здесь? И если Вы не уйдёте срочно, то Вас ждёт неминуемая смерть…'
Вообще, по правде говоря, он прав. Здесь оставаться очень опасно. Здесь остались только те, кто боится шагу ступить на улицы в город, где за каждым тёмным проёмом высоких полуразрушенных домов поджидает снайпер, где теперь войска расставили мины и ловушки для наступающего врага, где заминированы многие квартиры и неверный шаг — окажется последним в твоей жизни. К тому же, по улицам бродят вооружённые патрули, которые сочтут за долг подстрелить мародёра, тем более, если у тебя нет разрешения на проход. И, что ужасней всего, за дверями дежурит патруль, который бдительно следит за смиренными 'жителями' вокзала.
