Месяц царственного Скорпиона продолжился и в ноябре. Дожди и ветры, сменяя друг друга, по–прежнему бушевали над городом, но, по крайней мере, теперь, после смерти проклятого Оборотня, страх и полицейские сирены больше не будили людей по ночам. Жизнь постепенно стала входить в нормальное русло.
Возобновилось строительство гостиницы. Рабочие в желтых касках с символикой консорциума и нарядные бетономешалки работали с удвоенной силой. В турецком ресторане в центре по вечерам опять играла музыка и официанты едва успевали разносить светлое пиво в высоких бокалах. И в бильярдной на бульваре, где преимущественно играли в «американку», к семи часам уже невозможно было найти ни одного свободного стола. На Приморской улице начались ремонтно–восстановительные работы. Бульдозеры сносили остатки сгоревших складов. Насыпали гравий. Заново асфальтировали дорогу, ведущую в город.
И почти никто не придал значения тому, что за неделю со дня смерти булочника свинцово–серое небо опустилось так низко над Денизли, что верхние этажи гостиницы и крановую стрелу не стало видно. Они будто утонули в густом дыме. И даже дополнительные прожекторы, установленные на стройке, ничего не могли с этим поделать.
Если подняться на крышу дома где–нибудь в верхней части города, то, протянув руку, можно потрогать небо. Влажное на ощупь, оно движется, словно море пузырящейся пены до самого горизонта, прямо над скоплением темно–серых и черных крыш, утыканных телевизионными антеннами.
После смерти булочника его жена и дети уехали в Баку. Они погрузили все, что осталось в разгромленном доме, в бортовой грузовик и уехали. И соседи молча смотрели, как они грузят мебель и выносят тюки с одеждой. И многие их ненавидели. И многие считали, что им не надо позволять вывозить все эти вещи. Но рядом с грузовиком дежурили вооруженные полицейские.
И пока жена булочника и его дети торопливо таскали вещи в грузовик, мать погибшей девочки кричала им через окно:
— Вы все сдохнете!..Все! Как собаки! Ты и твои ублюдки!..Верните мне мою девочку!
Квартира и магазин стоят разгромленные и покинутые. В разбитом окне, как желтый флаг, развевается занавеска. Воет ветер. В коридоре на линолеуме большое коричневое пятно — проклятая кровь Оборотня. И повсюду осколки битого стекла.
В гостиной на всю стену светлый прямоугольник — след от ковра.
ОБОРОТЕНЬ
(продолжение)
6.
— Вода станет соленой, как кровь, и воздух горько–сладким, как цветущий миндаль в апреле, и жемчужная Зохра — Венера пожелтеет и будет как капля растопленного масла, и огненный Марс запылает, словно сухое дерево на костре, и тучи скроют звезды и черных птиц.
Только после многих смертей мы узнаем подлинное имя убийцы, потому что никто не в силах слишком долго скрывать свое естество!..
Пророчествуя Кебире, сама того не зная, цитирует блаженного Сенеку (Nemo Potest Personam Diu). Ее грузное тело горит, как в огне. Она единственная в этом городе знает будущее.
Небо висит так низко, что чудесных черных птиц действительно не видно.
Третье убийство произошло в самом конце ноября, и Денизли ужаснулся, вспомнив о булочнике.
Она работала посудомойкой в небольшом придорожном кафе.
И все было как в первые два раза, за единственным исключением — никто больше не кричал и не плакал. Слишком велик был страх и слишком сильным отчаяние. Оцепенев от ужаса, люди молча стояли на улицах. Чувство облегчения, которое принесла смерть булочника, обернулось кошмаром.
В половине третьего ночи хлынул проливной дождь.
Молнии раскололи грохочущие небеса на несколько частей и они, наконец, обрушились на город потоками ледяной воды. Было светло, как днем. По улицам потекли бурлящие ручьи, выносящие на обочины жидкую грязь и мусор. Люди стали торопливо расходиться по домам.
Дождь шел и весь следующий день. Сплошная серая пелена воды, низвергающаяся с небес. К полудню ручьи на улицах превратились в целые реки, стремительно стекающие от самой верхней точки Денизли — Автовокзала в нижние кварталы и дальше, к бульвару. На проспекте образовались настоящие запруды, через которые с трудом могли проехать только гигантские «джипы» консорциума. Вдобавок ко всему лопнули старые канализационные трубы, и в тех местах, где скапливалась вода, стояло отвратительное зловоние, распространяемое ветром по всему городу.