— Довольно интересно, — я был потрясен его открытием, но не хотел этого показывать. Мне нужно было его заключение о почерке убийцы, а не о моём.
Я протянул доктору письмо убийцы Даунс, которое нам оставил Малвани, а Алистер передал письмо, полученное редакцией «Таймс».
— Что вы думаете об этом?
Он не ответил, продолжая внимательно рассматривать письма.
— Не скажу, что у нас есть какие-то реальные сомнения, — заявил я, — но мы полагаем, вы подтвердите, что они написаны одним и тем же человеком. Бумага одинаковая — голубая от фирмы Крейна — и почерк такой же убористый. Мы заметили схожести в написании букв «и», «с» и «в» и в манере их соединения с соседними буквами. Они почти идентичны.
Доктор Вольман хмыкнул, потом взял письмо, найденное рядом с телом Элизы Даунс.
— Во-первых, то, что я вам скажу, вы наверняка уже и так знаете. Вкратце: судя по содержанию, это хорошо образованный человек, знакомый с поэзией, в том числе и стихами Браунинга. Ни одной орфографической или пунктуационной ошибки, слова и предложения составлены по всем правилам.
Но, когда доктор Вольман развернул письмо из «Таймс», его глаза загорелись от возбуждения, словно он готов был поведать нам очень важный секрет.
— А вот это письмо — чистой воды золото. По крайней мере, для вас. Почему? Сейчас объясню.
Он положил перед нами письмо, чтобы было видно всем, и даже Алистер взглянул на него с интересом, ожидая, что скажет доктор Вольман.
Наконец, он откашлялся и заговорил.
— Если вы надеетесь с помощью писем выяснить личность убийцы и поймать его, то именно это письмо в «Таймс» может вам помочь. Благодаря его длине, мы можем получить важную информацию о лингвистических привычках автора и его истинном подчерке. На короткое время любой может изменить манеру изложения и написания. Но вот на длительный промежуток… Его манера письма одинакова на всём протяжении листа, а значит, мы можем с уверенностью утверждать, что видим истинный подчерк человека.
— Почему его тон стал более небрежным? — спросил я и процитировал написанное. — «Это ваш шанс на самую крупную статью дня. Ваша работа?»
— Он пишет для другой аудитории, — тихо произнёс Алистер. — Обращаясь в газету, а именно в «Таймс», он взаимодействует с людьми, которых там не было. Эти люди не знают его жертву, не видели её тела. Значит, для него важно не столько то, что он сделал, а то, кто он и чего хочет.
Так кто же он? И чего хочет?
Я перечитал письмо, вновь заметил тревожное «ад ждёт» и невольно содрогнулся. Неприятно было сегодня утром смотреть на жертву, но ещё более пугающим для меня было чтение его письма.
Доктор Вольман снова заговорил, привлекая моё внимание к письму.
— В его истинном почерке буквы довольно широкие с частым отрыванием ручки от бумаги. Это движение пера прочно укоренилось в нём, и ему будет очень сложно избавить себя от этой привычки и скрыть её. Сравните написанное.
Он указал на начальные строки в каждом письме.
— Заметили? В каждом случае он сначала пытался писать с наклоном влево. Но не смог удерживать эту манеру долго. Поэтому к середине письма, — доктор Вольман показал нам, где именно, — он вернулся к своему настоящему написанию с лёгким наклоном в правую сторону. И во всех его «у» и «д» есть характерные петли, которые, как я считаю, настоящие.
Доктор Вольман был доволен собой, продолжая:
— Также с определённой уверенностью могу вам заявить, что автор — человек в самом расцвете сил. У вас может возникнуть искушение решить, что он старше и у него слабые руки, раз пишет так мелко.
Я кивнул. Про этот убористый почерк я подумал в первую очередь.
— Но если бы он был пожилым, вряд ли мы увидели эти постоянные отрывы ручки от бумаги. Я вам уже показал, что с возрастом возрастает неровность и неуверенность письма — а у него все строки написаны одинаково уверенно.
Несомненно, умозаключения доктора были весьма интересны, но я продолжал сомневаться, что это на самом деле сможет помочь нам определить личность автора писем — если нам только не улыбнётся удача, и убийца не подпишется настоящим именем.
Я произнёс это вслух, и, к моему удивлению, он согласно кивнул.