Но в такие моменты Берислава просто садилась рядом, крепко обнимала своего несгибаемого мужчину, целовала его кожу и обещала, обещала, что все наладится. Очень скоро. И навсегда.
Ее близость его вдохновляла. И со временем эта истина лишь обретала силу.
— Мама…
Ее замечают. Моргнув, Берислава возвращается в реальность, в теплый и уютный дом, к своей дорогой семье. Две пары глаз — черные и зеленые — останавливаются на ее фигуре. Только в зеленых вопрос, а в черных — искорки и смешинки. Сигмундур хмыкает ее приходу, погладив спинку сына.
Семья. Дом. Тепло.
Она даже не мечтала о таком. А получила все сполна. Благодаря мужчине, которого любить не перестанет даже под страхом смерти. Даже среди вечной мерзлоты.
…Север стал ее судьбой.
— Я тут, Воробышек, — Берислава садится на пуфик рядом со своими мальчиками, ласково чмокнув ладошку сына, — не спится, маленький?
— Тут темно…
— Темнота это очень хорошо, — китобой ерошит волосы сына, с удовлетворенным выражением лица наблюдая его фигурку на себе, — в ней лучше спится.
— Она кусается…
— Ну что ты, — Берислава придвигается ближе, поправляя его одеялко, — она рассказывает сказки. Как папа. Ты вслушайся.
— Тогда она скрипит…
Берислава краснеет, краем глаза взглянув на ухмыляющегося Сигмундура, но не подает вида.
— Это ее шепот, Воробышек.
— Я люблю, когда ты говоришь, — не соглашается мальчик, — и папа. Не хочу тишину.
Его упрямство абсолютно точно унаследовано с кровью.
Девушка вздыхает.
— А как насчет песенки, милый?
Глазенки малыша загораются. Кто не любит песенок?
— Да, мамочка, — ухватившись пальчиками за папину футболку для сна, он обращается во внимание.
…И Берислава поет.
Спи, мой воробушек, спи, мой сыночек,
Спи, мой звоночек родной!
Спи, моя крошка, мой птенчик пригожий,
Баюшки-баю-баю…
А получасом позже, когда Сигмундур осторожно, но уже уверенно опускает Севостьяна в его кроватку, прямо на взбитую подушку, свежую простынь и под теплое одеяло, слова своей колыбельной Берислава слышит уже от него самого. На русском.
— Пусть никакая печаль не тревожит
Детскую душу твою.
Ты не увидишь ни горя, ни муки,
Доли не встретишь лихой.
Спи, мой воробушек…
Берислава, счастливо улыбнувшись, оглядывается на него повлажневшим взглядом.
— Ты ее выучил…
— Ты меня научила, — китобой нежно обнимает жену за талию. Его надежные руки вселяют уверенность.
— Хороший ученик, — хмыкает девушка. И нежится в любимых объятьях.
Они остаются наедине. В своей спальне. Вдвоем.
Забираются под простыни и, тесно обнявшись, укладываются друг напротив друга на подушки. Мягкие, большие и белые.
— Еще один день, — погладив ее щеку, бормочет Сигмундур.
— Еще один день, — оптимистично, хоть уже и сонно соглашается Берислава, — как же он прекрасен…
— Потому что в нем ты, — с любовью и обещанием защиты, он целует ее лоб. Девушка больше никогда в этом не сомневается.
— И ты. И наш Воробышек, — мурлыча, Берислава обосновывается у его груди, с несказанным удовольствием наслаждаясь близостью, — доброй ночи, мой Большой кит. Помни, что я люблю тебя. Сквозь весь лед гренландских ледников.
Сигмундур басисто, счастливо посмеивается.
— Ты его уже растопила, мое счастье. Теперь с чистой совестью засыпай. Jeg elsker dig (я люблю тебя).
Любить — это прежде всего отдавать.
Любить — значит чувства свои, как реку,
С весенней щедростью расплескать
На радость близкому человеку.
Любить — это только глаза открыть
И сразу подумать еще с зарею:
Ну чем бы порадовать, одарить
Того, кого любишь ты всей душою?!
Любить — значит страстно вести бои
За верность и словом, и каждым взглядом,
Чтоб были сердца до конца свои
И в горе и в радости вечно рядом.
Ледник растаял.
