— Бараньи отбивные и картофель, — приняв его замешательство за попытку выбрать, какой голод первым удовлетворить, докладывает девушка, — а еще у меня есть творожное печенье… если ты любишь творог, конечно же…
Сигмундур моргает, прогоняя растерянность, и, перехватив обе девичьи ладошки, несильно пожимает.
— Люблю.
А затем, под потявкивание Кьярвалля, увлекает Бериславу на кухню.
Такая мягкая, теплая, пахнущая мятой, она… невозможно красива. Он стоит в дверном проходе за неимением на кухне ни стола для ожидания, ни банального места, дабы не стеснять девочку, любуясь ею. Точеной фигуркой, локонами, уверенными движениями… и тем, с какой предвкушающей улыбкой наполняет его тарелку ужином.
Они возвращаются на диван через пять минут, оба со своими порциями. Но в отличие от наполненной едой тарелки Сигмундура, у Бериславы — только картофель и пару ломтиков сыра.
— Я не очень люблю баранину, — объясняется она, когда китобой всерьез намерен поделиться мясом, — приятного аппетита.
— Спасибо, — он отрезает себе первый кусок, — а что любишь?
— Курицу.
— Курицу?
— Ты говоришь это как ругательство, — она кладет в рот кусочек сыра, поджав под себя ноги.
— Просто курица безвкусна…
— Ну да, до баранины ей далеко, — Берислава кидает кусочек сыра Кьярваллю и тот ловит его на лету. Но сразу выплевывает. Голубые глаза щенка хаски блестят при виде мяса на тарелке Сигмундура.
— Не корми его нашей едой, у него есть своя.
— Своя — это эти сухарики?
Сигмундур придирчиво оглядывает пса, прищурившись. Он строг.
— Ему пока и сухариков много. Мелочь.
Девушка улыбается, потянувшись вперед и погладив пса по голове.
— Не обижай маленьких, Сигмундур, — укоряюще произносит она.
Китобой оборачивается на девочку, снова с нежностью подмечая весь ее вид. Как сидит, устроившись на самом краю дивана, как поджимает ноги, занимая еще меньше места, как медленно доедает две мелкие картофелины и пару кусочков сыра, как задумчиво водит вилкой по тарелке. И как краем глаза постоянно следит, нравится ему или нет.
— Не буду, — твердо обещает мужчина, расплывшись в теплой улыбке. Перехватив тарелку другой рукой, правой робко касается скулы Бериславы. Гладит. — Спасибо за ужин, guld[1].
* * *
Бериславе нравится смотреть на него в этот момент.
Их танец сорванных, страстных движений, калейдоскоп из эмоций, помноженный на силу желания, убыстряется, все вокруг вспыхивает неоновыми огнями, а кровать скрипит. Скрипит и ударяется о стену. Она не плотно к ней придвинута.
Сигмундур крепко держит ее бедра, Берислава обожает ощущение его ладоней на голой, разгоряченной коже. Тысячи импульсов устремляются к низу живота, уже существующее пламя распаляя до невозможных пределов. Искры вокруг и только. Бесконечное удовольствие.
Качаясь на его волнах, девушка сладострастно улыбается. Ей известно, что момент, когда царство нирваны приберет к себе и Сигмундура, совсем близок.
Одно движение… один рывок…
Его волосы черными змеями разметались по подушкам, на покрасневшем, влажном лице уже предоргазменные каменные черты, а черные глаза пылают первобытным безумием. Именно эта первобытность только что привела Бериславу к краю… весь он, все, что из себя представляет, как выглядит, сбито, хрипло дышит, яростно движется, стремясь урвать свое… и так глухо, мужественно стонет, взбираясь на самый верх удовольствия.
За секунду до того, как обжигающе-горячая вибрация изнутри расходится по всему ее телу, он делает сорванный, отчаянный вдох.
Девушка любит забирать его. Всегда точно зная, когда можно, когда нужно, наклоняется ниже, грудью касаясь его груди, а своими губами заменяя прохладный воздух комнаты, глубоко его целует. На миг лишая китобоя кислорода.
И он, содрогаясь, вспыхивает. Рявкнув, своими могучими руками притягивает Бериславу к себе, заставляет замереть. И дрожит, изливаясь… сбито дыша, сквозь зубы стонет. Низкий бас, стелясь по полу, заставляет даже скребущегося в дверь Кьярвалля затихнуть.
Она не двигается, прекрасно зная, как ему больше нравится. Послушно лежит на своем месте, правой рукой обвив его шею, а левой поглаживая волосы на широкой груди. Несильно потягивая, в стремлении сделать совсем уж хорошо.
