В домике зажигается больше света, вспыхивает фонарь над крыльцом. И кто-то быстро, не щадя пальцев, отпирает засовы, стараясь поскорее распахнуть тяжелую дубовую дверь.
Сигмундур останавливается на подступах лестницы, намеренно не проходя ближе, к области, что видна из глазка. Ждет.
…А хозяйка все равно открывает.
Берислава стоит на порожке, разделяющем крыльцо и прихожую, в темном шерстяном свитере и синих джинсах, волосы волнами рассыпались по плечам, а под мышкой — вырывающийся пушистый щенок с серо-голубыми глазами.
— Привет! — завидев мужчину, недовольно подпирающего собой одну из балок крыльца, зеленые глаза Бериславы загораются, а улыбка становится ярче. Она ждала его.
И хоть такое обстоятельство крайне китобою приятно, это не отменяет ее непослушания. Снова.
— Ты не посмотрела в глазок.
— Я посмотрела.
— Но никого не увидела, потому что я стоял дальше.
— Я знаю, что это ты, — она закатывает глаза, мягко посмеиваясь, — Сигмундур, заходи, холодно же…
— В следующий раз это могу быть не я, — упорствует мужчина, — как ты должна поступать? Скажи мне.
Берислава тяжело, как обиженный ребенок, вздыхает. Ее веселье куда-то пропадает.
— Посмотреть, убедиться, спросить… и открыть.
— Только потом открыть, да. Не сначала.
Кьярвалль на его грубый голос, четко указывающий на ошибку, обиженно подвывает. Мало того, что его не замечают, так еще и ругань кругом.
Девушка, крепче прижав пса к себе, отступает в дом.
— Ты поняла меня?
— Да, — Берислава, хмуро глядя в пол, кивает.
Мужчина переступает порог, запирая за собой дверь, хоть больше внутрь она его и не зовет. Спускает с рук щенка, дозволяя коготками лапок начать царапать ногу хозяина, а сама недвижно стоит у стены. Лицо бледное, а на щеках румянец.
Китобой тяжело вздыхает. Снимает куртку, мокрую и холодную, вешая на свой персональный, специальный крючок прямо у двери. Разувается, заснеженную обувь оставляя у самого порога.
И лишь затем, игнорируя поскуливающего Кьярвалля, идет к девушке.
Она поднимает глаза, когда в свете лампы его тень опускается на ее фигурку. И стойкий запах, игнорирует его или нет, окутывает пространство.
Зеленые глаза утыкаются в его, черные… и на улице, снег или метель, дождь или гроза, наступает настоящая, по-летнему теплая весна.
Сигмундур нагибается, обхватывая тонкую талию и привлекая девочку к себе, а она хихикает, почувствовав на бедрах его холодные большие руки.
— Я тоже соскучился, — шепотом, будто украденно, докладывает китобой. Целует рыжеватую макушку, — но я за тебя боюсь. А это — мера безопасности.
— Здесь за три недели ни одной живой души не было…
— И поэтому я люблю это место, — спокойно объясняет мужчина, — но гарантировать, что не появится и дальше, не могу. А мне ты нужна в целости и сохранности.
— А как же Малый кит? Он меня не охраняет? — вспомнив перевод его клички и многозначительно кивнув на щенка, вьющегося вокруг них в поисках хоть капли внимания, интересуется девушка.
— Кьярвалль еще мелкий. Да и если ты сама впустишь кого не надо, он тоже гарантий не даст…
Берислава задумчиво глядит на своего китобоя, подмечая и сеточку морщинок у его глаз от полуулыбки, и пару бороздок на лбу, и не слишком заметные, но существующие сиреневые круги под глазами. Он так и пышет усталостью… но и чем-то куда большим, куда более интересным тоже. Нежностью.
— Привет, — выдыхает она. И подается вперед, чмокая его щеку, с готовностью все начать сначала.
— Привет, — довольный благополучным разрешением конфликта, выдыхает Сигмундур. Только не щеки касается, и даже не скулы. Сразу отыскивает для себя розовые, мягкие губы.
Берислава и пикнуть не успевает, как лежит на диване в гостиной, напротив тлеющих в камине поленьев, а руки мужчины уже повсюду касаются ее тела.
— И я соскучилась, — ерзает она, хихикая и вырываясь, — но не сразу же… Сигмундур!
— На смену Малому киту пришел Большой, - бормочет тот, — Кьярвалль, пошел к черту!
— А Большой кит не голоден? — Берислава останавливает его за мгновенье, практически не прикладывая никаких сил. Просто поднимает ладошки, обе кладя на его лицо — слева и справа. Когда так делает, он не видит ничего, кроме ее глаз. И ни о чем не может думать, утопая в странных, и дерущих, и греющих, и пугающих ощущениях. Полноты доверия. Надежды.
