– А если бы и сказала, что бы тогда изменилось? Жизнь с Хуаном-Тигром была для Эрминии невыносима, потому что ей казалось, будто она его ненавидит. Очень часто любовь скрывается под защитной личиной ненависти. Эрминия хотела сорвать эту личину, которая ей мешала и не давала дышать. А когда она это сделала, именно тогда ее любовь, ее великая любовь, и обнаружилась.
– Ах, Колас, Колас, я от всей души хотела бы с тобой согласиться, если бы дело обстояло именно так. То, что ты мне сейчас сказал (и даже почти теми же самыми словами!), столько раз говорила я самой себе! Но то было раньше. Теперь это уже не так. Произошло нечто непоправимое. Так почему же она бежала с другим?
– Ей было необходимо пройти через это суровое испытание. Кроме того, она вовсе не бежала с другим. Она бежала одна, обезумев от своей слепой любви.
– Так она тебе и сказала? Ложь, ложь и еще раз ложь. Больше я ей уже никогда не поверю.
– А вот я уверен, что это было именно так. Она же, наоборот, станет утверждать, что бежала с другим. Послушайте, сеньора: Эрминия, может быть, больна, очень тяжело больна, и нам нельзя тратить время на всю эту казуистику. Рано или поздно все мы узнаем, что тут хорошо, а что плохо, хотя это глупое и пустое общественное мнение может называть хорошее плохим и наоборот. Но даже если бы на меня ополчился весь свет, то я все равно стал бы защищать то, что, по моему мнению, хорошо. Вот послушайте.
И Колас рассказал вдове о покаянии Эрминии, обратившейся к истине, а также о выпавших вчера на ее долю бедах, тревогах и злоключениях. Рассказ Коласа произвел большое впечатление на донью Илюминаду, как можно было это заметить по выражению ее лица. Выслушав его, вдова сказала:
– Теперь я твоя союзница. Нет, дело не в том, что ты меня убедил: тут все гораздо серьезнее. У меня в сердце словно нарывало что-то, будто там сидел острый осколок неприязни. Но теперь его уже нет: ты у меня этот осколок вытащил. Теперь мое сердце – как кувшин меда, налитый до краев. Ну хорошо, как ты думаешь, что нам теперь делать?
– Я никогда не строю планов, отдаюсь во власть моих порывов. Чему быть, того не миновать: я фаталист – и тогда, когда торжествует добро, и тогда, когда побеждает зло. Хотя вряд ли зло существует на самом деле. А если оно и существует, то лишь как что-то временное, переходное – оно вроде как чистилище или тесная и темная прихожая, через которую приходится проходить, чтобы прийти к добру. Я не верю в ад. Или чистилище, или рай. Или по крайней мере лимб.
– Сынок, сейчас не время выяснять, кто во что верит, сейчас нам надо предупредить опасность, избежав ее.
Вчера утром Хуан-Тигр исчез вместе с Начином де Начей. В его доме никого нет. Давай перевезем туда Эрминию Да, ну а что потом? Потом Хуан-Тигр вернется. Вчера его лицо было страшно: он дышал мщением, словно грозовое небо. И эта гроза разразится над Эрминией. Я вся дрожу. Что же нам теперь делать?
– Мы не будем отходить от нее ни днем, ни ночью.
– Ну и что из этого? Какой от нас толк, если ты – хромой, а мы с Карминой как две травинки, которые бессильны перед Хуаном-Тигром, этим яростным ураганом… Что же нам делать?
– Я скажу ему правду.
– Разбушевавшись, он не услышит твоей правды. Разве можно приказать остановиться разыгравшемуся урагану?
– Если человек по-настоящему любит, он сразу же поверит всему, что будет льстить и угождать его любви. А Хуан-Тигр Эрминию любит. С разгневанным влюбленным справиться легче, чем с раскапризничавшимся ребенком.
– Да, но прежде чем ты справишься с его гневом, сам он расправится с Эрминией.
– Прежде чем притронуться к Эрминии, он должен будет убить меня и таким образом укротить свою ярость. Пойдемте же, пойдемте скорее.
И вдова с Коласом пошли за Эрминией, чтобы вернуть ее домой, к семейному очагу. Донья Илюминада обняла ее с материнской нежностью.
– Больше, чем все эти страдания, которые я сама себе причинила, меня мучит этот позор – опять быть среди вас, – пролепетала Эрминия.
– Тебе нечего стыдиться. Я даже могу сказать, что ты должна собой гордиться. Я уже обо всем знаю. Ты, как Даниил, была во рву со львами. И даже хуже – в пещере, откуда нет выхода. Тебя окружали отвратительные твари, а злая змея с шипением обвивалась вокруг твоей шеи. Но все-таки ты смогла защитить свою добродетель. Это кажется чудом. Помнишь, я тебе уже говорила: ты – настоящая женщина. А женщину, настоящую женщину, Бог сделал неуязвимой.
