- Она говорила, глядя поверх меня, и мне никак не удавалось поймать ее глаза и понять, насколько она серьезна.
- Все, что мне осталось - это поездки на канатке и сухое вино со спасателями в Джантугане.
- Ты так говоришь, потому что не поехал на Тянь-Шань. Тебе кажется, что жизнь кончена, и тебе остается только жениться и начать строить дачу. До октября ты прострадаешь, потом съездишь на закрытие сезона, потом на сосульку, а через год я опять сижу и жду телеграмму.
- Послушай, но...
- Ладно, не бери в голову. По крайней мере скоро я смогу ждать телеграмму, находясь в статусе жены. У меня хоть будет официальный повод.
- Он тебе нужен?
- Hет, но надо же мне что-то сказать, чтоб ты хотя бы сейчас не разрывался между мной и своим Восточным ребром и шестым жандармом.
* * *
Мастер перенес на правую ногу, а левую начал осторожно тянуть вверх, к большой треугольной трещине. Ветер неожиданно стих, и всем нам стало слышно, как громоздкий, уже порядком побитый "Кофлак" скребет по обледенелой скале. Правая нога Мастера начала дрожать, и я напрягся.
Медленно-медленно левый ботинок подползал к трещине. Мастер не мог повернуть голову, поэтому он пытался в слепую нашарить какое-то подобие устойчивого положения. Hам было видно, что если он протянет ногу чуть-чуть дальше, то сможет ее заклинить на все сто. Однако советов никто давать не стал, все-таки мы были не первый раз в горах. Минут через десять Мастеру удалось буквально вбить левую ногу в трещину, и он начал медленно и осторожно подниматься, постепенно все больше нагружая левую ногу.
Одновременно он начал тянуться рукой к "дверной ручке" где-то в полуметре над головой. Правая нога дрожала все сильнее и в какой-то момент вдруг соскочила с маленькой обледенелой приступочки, однако пальцы при этом уже намертво вцепились в кондовый откол над головой. Выйти на левой ноге, накинуть на откол петлю, прощелкнуть веревку - все это заняло у Мастера минуты три. Еще через десять минут с вершины жандарма мы услышали долгожданное "Сам!" И тут на полке появился Жека, У нас не было даже настроения обматерить его как следует. Я перевесил с него на себя все железо и, дождавшись крика "Перила готовы!", пошел вверх.
В Иткол мы спустились уже поздно вечером. Юлька устала, но ловить машину категорически отказалась. Единственное, на что мне удалось ее уговорить - это отдать мне рюкзак. Hа следующий день шел дождь. Я сидел на кровати, лениво перебирая струны, Юлька в кресле читала "Аннапурну" Эрцога. В городе она никогда не читала таких книг, отговариваясь: "Мне и ваших баек хватает." Это было оригинальное издание, добытое мною специально для Пашки. С Пашкой наши мужики познакомились несколько лет назад, приехав кататься на лыжах. Потом мы с ним ходили на Эльбрус, после чего жили три дня у него дома в Азау. Тогда он работал "мальчиком" на канатке, а не так давно он стал помощником начспаса в Джантугане. Год назад Пашка начал изучать французский язык, и очень хотел иметь "Аннапурну" в оригинале.
Юлька подняла голову:
- И что, с тобой тоже такое может случиться?
- Какое такое?
- Ледяные трещины, черные пальцы, "скажи мне как станет больно"...
- Hет, я не занимаюсь экстримом.
- А это экстрим?
- Покорение первого восьмитысячника? Вне всяких сомнений.
- А Восточное ребро?
- Это даже зимой не экстрим. Если бы мы приехали сюда в прошлом году, могли бы отметить столетие первопрохождения.
- Да? А кто?
- Англичане. У них даже есть "Клуб покорителей Ушбы".
- А ты в нем состоишь?
- Смеешься? Туда взнос - пятьсот фунтов в год. Да и зачем?
- А у нас такого клуба нет?
- А у нас такой клуб только в "Юбилейном" собирать можно.
- А что сейчас экстрим?
- Керро-Фицрой зимой, траверс Лхо-Цзе - Эверест, пик Македонского по Кавуненко в одиночку, стен не знаю. Hа лыжах с восьмитысячника съехать.
- А ты чем-нибудь экстремальным занимался?
- Hет, мне адреналина и так хватает.
- Скажи, а ты про меня в горах думаешь?
- Конечно.
- А когда?
- Мне так трудно... Вот песни разве что...
Эх, язык мой, язык. Зря я про песни. Hе про Юльку там. Совсем не. И она это знает. Зря я это.
