— Ладно, ладно. Возвращайся и передай, что мы придем через несколько минут.
Слуга поспешил прочь. Няня обернулась и схватила меня за руку.
— Святые угодники на небесах! — Из всех жителей Маридунума у Моравик было крупнейшее собрание амулетов и талисманов, и я не помню случая, чтобы она прошла мимо придорожного святилища, не воздав хвалу обитавшему в нем божеству, хотя официально она считалась христианкой и к тому же очень набожной — Сладкоголосые херувимы! Почему этому ребенку вздумалось обрядиться сегодня в лохмотья?! Пошевеливайся, или у нас обоих будут неприятности — Она потащила меня за собой по дорожке по направлению к дому, деловито взывая к своим святым и подгоняя меня, очевидно, наотрез отказавшись прокомментировать тот факт, что я оказался прав насчет гостя — Милосердный, милосердный святой Петр! Зачем я ела за обедом этих жирных угрей, а затем так крепко уснула? Именно сегодня! Вот — она затолкнула меня в нашу комнату — сбрасывай с себя эти лохмотья и одень приличную тунику; тогда мы вскоре узнаем, зачем ты понадобился повелителю. Поторапливайся, малый!
Комната, в которой я жил вместе с Моравик, была маленькой, темной и находилась рядом с помещением для слуг. Там всегда пахло стряпней с кухни, но мне это нравилось, так же, как нравилась покрытая лишайниками груша, росшая перед окном, на которой по утрам устраивали свои концерты птицы. Моя кровать стояла как раз у окна. Кровать была сделана из ровных досок, положенных на деревянные поперечины; на ней не было никаких украшений, не было ни изголовья, ни изножья. Я помню, как Моравик жаловалась другим слугам, когда думала, что я не слышу, что для внука короля это вряд ли подходящее жилье, но мне она говорила, что для нее удобнее жить рядом с другими слугами; я же и в самом деле не ощущал никаких неудобств, поскольку она следила за тем, чтобы у меня был чистый сенник и шерстяное одеяло, ничуть не хуже того, которое покрывало кровать моей матери в большой комнате, рядом с покоями деда. Сама Моравик спала на подстилке у двери, прямо на полу. Иногда она делила свою постель с огромным волкодавом, копошившимся у ее ног и ловившим блох, а иногда с Седриком — конюхом из саксов, которого очень давно захватили во время одного из походов и заставили поселиться у нас и взять в жены местную девушку. Спустя год после свадьбы она умерла при родах вместе с ребенком, но он не уехал, видимо, вполне довольный этим обстоятельством.
Однажды я спросил Моравик, почему она позволяет собаке спать в комнате, если от нее столько вони и блох. Не помню, что она ответила мне, но теперь я знал, что собака спит с нами, чтобы предупредить, если кто-то попытается проникнуть в комнату ночью. Седрик, конечно, был исключением; при его появлении собака не поднимала шума, а виляла хвостом и освобождала место на подстилке. Я полагал, что Седрик выполнял те же функции, что и собака, а может, и еще какие-нибудь. Моравик никогда не упоминала о нем, поэтому я тоже молчал. Ребенку полагается спать очень крепко, но даже тогда, будучи еще совсем маленьким, я просыпался посреди ночи и лежал совершенно неподвижно, глядя на звезды, висевшие у меня над головой за окном и напоминавшие ярких серебристых рыб, запутавшихся в переплетении ветвей груши. Я не понимал, что происходило между Моравик и Седриком, думая, что он охраняет мои ночи так же, как она стерегла мои дни.
Моя одежда лежала в деревянном сундуке, стоявшем у стены. Сундук был очень старый, украшенный сценами из жизни богов и богинь, и, думаю, что его когда-то привезли из самого Рима. Сейчас краска потрескалась и облущивалась, но на крышке все еще можно было рассмотреть тени, изображавшие сцену в месте, напоминавшем пещеру; на картинке были бык, мужчина с ножом и еще кто-то, державший в руке сноп колосьев, а в верхнем углу, почти совсем затертая, виднелась фигура с лучами вокруг головы, наподобие солнца, опиравшаяся на посох. Сундук был изготовлен из кедра. Моравик сама стирала мою одежду и прятала в сундук, перекладывая пахучими травами из сада.
Она отбросила крышку так резко, что та ударилась о стену, и достала лучшую их двух моих приличных туник — зеленую с красной каймой. Она крикнула, чтобы ей принесли воды, и одна из служанок тут же прибежала с кувшином, да еще получила нагоняй за то, что расплескала воду на пол.
