Он кивнул, пожевал, а затем, между двумя кусками мяса с хлебом, заметил:
— У него тяжелая рука.
— Он разъярился, потому что моя мать отказалась выйти замуж за Горлана. Он хочет отдать ее замуж из-за меня, но до сих пор она отказывалась даже говорить о свадьбе. А теперь, после смерти моего дяди Дайвда, когда остался только Камлах, пригласили Горлана из Малой Британии. Полагаю, это дядя Камлах убедил деда пригласить его, поскольку он боится, что, если она выйдет замуж за принца из Уэльса…
На этом месте Седрик меня оборвал. Он выглядел одновременно удивленным и испуганным.
— Замолчи сейчас же, малыш! Откуда ты все это знаешь? Не думаю, чтобы твои старшие родственники болтали при тебе о таких важных вещах! Если это Моравик не удержала язык за зубами…
— Нет. Это не Моравик. Но я знаю, что это правда.
— Именем Громовержца, откуда тебе известны такие подробности? Рабы насплетничали?
Я скормил последний кусок своего хлеба кобыле.
— Если уж ты клянешься языческими богами, Седрик, то именно тебя ждут неприятности, и Моравик тоже.
— Ах, так. В неприятности нетрудно вляпаться. Давай, выкладывай, с кем ты говорил?
— Ни с кем. Я просто знаю. Я… я не могу объяснить как… А когда она отказала Горлану, мой дядя Камлах был так же сердит, как и дед. Он боится, что мой отец приедет и женится на матери, а его выгонит. Конечно, он не признается в своих опасениях деду.
— Разумеется — Седрик смотрел прямо перед собой, перестав жевать, и слюна стекала из уголка его раскрытого рта. Он поспешно сглотнул — Боги знают… Бог знает, где ты это слышал, но это похоже на правду. Ладно, продолжай.
Гнедая кобыла толкала меня, обдавая сладким дыханием шею. Я отогнал ее.
— Это все. Горлан сердит, но его задобрят подарками. А мою мать, в конце концов, отправят в монастырь святого Петра. Вот увидишь.
Наступило долгое молчание. Седрик проглотил свое мясо и выбросил кость за дверь, где на нее набросились две дворняжки, жившие при конюшне, которые тут же затеяли грызню.
— Мерлин…
— Да?
— Ты поступишь мудро, если никому больше не расскажешь об этом. Никому вообще. Понимаешь?
Я ничего не ответил.
— Есть вещи, которых ребенок не понимает. Высокие материи. О них все судачат, и я это знаю, но что касается принца Камлаха… — Он опустил руку на мое колено, сжал его и встряхнул — Я тебе вот что скажу: он очень опасен. Оставь его в покое и держись в тени. Я никому не расскажу, можешь на меня положиться. Но ты… ты не должен болтать лишнего. Это может плохо кончиться даже для законнорожденного принца или для такого королевского любимца, как этот рыжий выродок Диниас, а для тебя тем более… — Он еще раз встряхнул мое колено — Ты слушаешь меня, Мерлин? Ради спасения собственной шкуры молчи и не вставай у них на пути. И признайся мне, кто рассказал тебе об этом.
Я подумал о темной пещере в подполе и небе, сверкавшем над проломом.
— Никто мне не говорил. Клянусь.
Когда же Седрик нетерпеливо заворчал и разволновался, я посмотрел прямо на него и рассказал столько правды, сколько осмелился.
— Признаюсь, я слышал об этом. Иногда люди говорят у тебя над головой, не подозревая, что их слышат, или думают, что их не понимают. Но иногда — здесь я выдержал паузу — как будто кто-то обращается ко мне и я что-то как бы вижу… А иногда звезды говорят со мной… я слышу голоса и музыку в темноте. Это похоже на сон.
Он поднял руку, словно желая защититься. Я подумал, что он крестится, но затем увидел знак от сглаза. По-видимому, он устыдился своего страха и опустил руку.
— Да, это сны, ты прав. Похоже, ты спал в каком-нибудь углу, а над тобой болтали о чем не следовало, и ты
услышал то, что не предназначалось для твоих ушей. Я совсем забыл, что ты всего лишь ребенок. Когда ты смотришь вот так… — Он умолк и пожал плечами — Но пообещай мне никому не рассказывать об услышанном.
— Хорошо, Седрик. Я обещаю тебе. Если ты кое-что скажешь мне.
— Что же?
— Кто мой отец?
Он поперхнулся пивом, затем осторожно смахнул пену и, положив рог, выжидательно посмотрел на меня.
— Почему ты вдруг решил, что мне это известно?
— Я полагал, что Моравик могла сказать тебе.
