Почти все слуги у сахиба являлись бенгальцами-мусульманами. Амиат позвал одного из них и велел поговорить с женщиной.
Тот спросил:
— Почему ты плачешь?
Шойболини вдруг расхохоталась как безумная.
— Она сумасшедшая, — сказал слуга.
— Спроси, чего она хочет, — приказал англичанин.
Бенгалец спросил.
— Я голодна, — проговорила Шойболини.
Слуга перевел ответ.
— Дайте ей чего-нибудь поесть, — велел Амиат.
Бенгалец с радостью исполнил приказание хозяина — красивая женщина ему сразу приглянулась. Однако Шойболини не прикоснулась к еде.
— Почему ты не ешь? — удивился он.
— Я дочь брахмана. Разве я могу есть пищу, приготовленную тобой[110]?
Слуга пошел доложить об этом сахибам.
— Нет ли на какой-нибудь из лодок брахмана? — спросил Амиат.
— Есть, — ответил слуга, — сипай и пленный.
— Может, у них найдется вареный рис, пусть дадут ей, — распорядился сахиб.
Слуга отправился вместе с Шойболини сначала к сипаю, но у того риса не оказалось. Тогда он повел женщину в лодку, где находился пленный. Им-то и являлся Протап Рай. В маленькой лодке было темно. Здесь же стояли вооруженные стражники.
— Эй, почтенный! — крикнул слуга. — У тебя не осталось риса?
— Зачем? — спросил пленник.
— Пришла голодная брахманка. Не дашь ли ты ей немного риса?
У Протапа риса тоже не оказалось, но он ответил:
— Хорошо, я дам. Только пусть мне снимут наручники.
Слуга сказал стражнику, чтобы тот снял наручники. Но стражник отказался:
— Нужно разрешение.
Слуга отправился за разрешением. Кто станет так хлопотать за другого? Особенно трудно ожидать подобного поступка от Пирбакша, мусульманина — слуги сахиба: он никогда не помогал другому в беде. Мусульмане, слуги англичан, самые низкие люди на земле, но сейчас Пирбакш действовал в своих собственных интересах: он хотел накормить женщину, чтобы потом отвести ее к себе.
Слуга пошел за разрешением к сахибу, а Шойболини осталась стоять около лодки Протапа. Лицо ее закрывало покрывало.
Красота всех покоряет. А если ее обладательница — молодая женщина, то внешность становится верным ее оружием. Амиат тоже заметил, что женщина необычайно красива, и, услышав, что она сумасшедшая, пожалел несчастную. Через джамадара[111] он распорядился снять с пленного наручники и пропустить женщину в лодку.
Слуга-мусульманин принес лампу, и стражник снял с Протапа наручники. Затем Протап взял у слуги лампу и пошел в каюту якобы за рисом. На самом деле он решил бежать. Пирбакш остался ждать на берегу.
Шойболини последовала за Протапом и тоже вошла в каюту. Стражники стояли снаружи и не могли видеть того, что происходило внутри. Шойболини приблизилась к мужчине и открыла лицо.
Когда Протап оправился от удивления, то увидел, что Шойболини кусает губы, но лицо ее сияет от радости и в то же время полно отчаянной решимости. «Да, это тигрица, достойная тигра!» — подумал он.
Шойболини тихо шепнула:
— Брось рис и вымой руки... Не за рисом же я сюда пришла! — Скорей беги! Там, у излучины реки, тебя ждет лодка.
* * *
Протап ответил тоже шепотом:
— Сначала иди ты, иначе попадешь в беду.
— Сейчас же беги! — настаивала Шойболини. — Когда тебе наденут наручники, будет поздно! Прыгай в воду, не медли! Послушайся меня хоть раз! Я притворилась сумасшедшей, и они не удивятся, когда я брошусь в реку. Если ты хочешь, чтобы я спаслась, прыгай! — Сказав это, Шойболини громко захохотала и крикнула:
— Я не буду есть рис! — Потом она заплакала и, поднявшись на палубу, сказала стражнику: — Я приняла рис из рук мусульманина! Я потеряла касту! Мать Ганга, возьми меня! — С этими словами Шойболини бросилась в воду.
— Что случилось?! — закричал Протап, выбегая следом за ней на палубу.
Вооруженный стражник попытался преградить ему путь.
— Негодяй! — крикнул Протап. — Женщина тонет, а ты стоишь и смотришь?! Он ударил стражника ногой, и тот плюхнулся в воду. — Спасайте женщину! — снова крикнул Протап и бросился в реку.
Шойболини плавала хорошо и теперь была уже далеко. Протап поплыл за ней.
— Пленный убежал! — воскликнул второй стражник и вскинул ружье, целясь в Протапа.
— Не бойся, я не убегу! — крикнул ему Протап, продолжая уплывать от лодки. — Надо спасти женщину, я не могу допустить, чтобы она погибла. Ты же индус, а хочешь убить брахмана!
