Вернувшись в родные места, Ногендро не пожелал видеть Кундо, и Кундо в своей комнате, зарывшись лицом в подушку, проплакала всю ночь. Это были уже не детские слезы, а рыдания истерзанной, измученной души. И понять их может лишь тот, кому доводилось в детстве вместо искренности и чистоты встречать пустоту и безразличие.
«Я жила мечтой увидеть его, — твердила она в отчаянии, — но зачем я живу теперь?»
Проплакав всю ночь, лишь к утру Кундо заснула. И снова ей приснился леденящий душу сон. Она снова увидела светлый лик той, что явилась к ней в ночь смерти отца, когда четыре года тому назад она сидела у его постели. Но сейчас ее мать явилась не в светлом диске луны, а в окружении густых, предгрозовых облаков, которые окутывали ее словно черные клубы дыма; в кромешной тьме время от времени едва слышно звучал женский смех. Сверкнула молния, и Кундо увидела ту, что смеялась. Это оказалась Хира! Кундо взглянула на доброе, милое лицо своей матери, но оно было печальным...
— Кундо, — сказала она, — ты не послушала меня тогда, не пошла со мной, теперь ты узнала, что такое горе?
Кундо заплакала.
— Я обещала тебе вернуться, — продолжала мать, — и пришла... Теперь, когда ты изведала мирское счастье, идем со мной...
— Возьми меня, мама, — плача, умоляла Кундо. — Я не хочу больше оставаться здесь.
Лицо матери просветлело.
— Идем, — сказала она и исчезла.
Кундо проснулась и стала молить всевышнего превратить ее сон в явь.
Утром пришла Хира и застала Кундо в слезах.
С той поры как в доме поселилась Комолмони, Хира стала вежливее. Причиной этому стала весть о возвращении Ногендро. Чтобы искупить свою вину за жестокое, издевательское отношение к Кундо, Хира стала во сто крат мягче и предупредительнее. Всякий на месте девушки легко распознал бы лицемерие Хиры, но Кундо была простосердечна и доверчива, она не сомневалась в искренности Хиры и относилась к ней по-прежнему доброжелательно.
— Что с тобой, мать-госпожа? — спросила Хира.
Кундо промолчала. Потом взглянула на Хиру, и та увидела, что глаза ее опухли, а подушка влажна от слез.
— Что случилось? Ты плакала всю ночь? — спросила Хира. — Господин обидел тебя чем-нибудь?
— Нет, ничего, — ответила Кундо и снова заплакала.
Хира поняла, что произошло что-то важное. Страдания Кундо доставляли ей удовольствие, но, придав своему лицу печальное выражение, она спросила:
— Господин говорил с тобой после того, как приехал? Ты можешь сказать мне об этом. С нами обычно делятся, мы ведь слуги.
— Нет, ни разу, — ответила Кундо.
— Как же так? — удивилась Хира. — Ведь он давно дома! Неужели ни разу не говорил?
— Я не видела его, — вымолвила Кундо, и неудержимые рыдания сотрясли ее тело.
Хира была удовлетворена.
— Стоит ли из-за этого плакать? — смеясь, сказала она. — И не с таким горем люди живут! Муж не прибежал к тебе сразу, и ты из-за этого плачешь?!
Кундо не поняла, что имела в виду Хира, говоря о «таком горе».
— Если бы тебе пришлось помучиться, как мне, ты бы давно уже руки на себя наложила... — продолжала Хира.
«Руки на себя наложила!» Слова больно резанули ухо. Кундо вздрогнула. Всю ночь она думала об этом. И только теперь в устах Хиры эти слова приобрели ясный смысл.
— Вот послушай, что случилось со мной, — говорила Хира. — Я тоже больше жизни любила одного человека. Он не был моим мужем, но я совершила грех и теперь не знаю, как утаю его от хозяина, может быть, мне лучше и признаться...
Кундо не слышала бесстыдной повести Хиры. Ее мозг сверлила мысль о самоубийстве, словно кто-то нашептывал на ухо: «Ты можешь покончить жизнь самоубийством. Что лучше — страдать или умереть?»
— Он не был моим мужем, — продолжала Хира, — но я любила его, как тысячу мужей. Я знала, что он любил другую, ту, которая во сто раз хуже меня. — Хира зло сверкнула глазами в сторону Кундо, сидевшей с опущенной головой. — Зная это, я не искала встречи с ним, но однажды мы оба потеряли рассудок...
И Хира поведала Кундо краткую историю своих страданий. Она никого не называла по имени, не упомянула ни Дебендро, ни Кундо, ни словом не обмолвилась о том, из чего можно было бы понять, кто являлся ее возлюбленным и чьей возлюбленной стала она, но все остальное она рассказала честно.
