— Ты не даешь мне другого выбора, Фараатаа.
Пожав плечами, Фараатаа двинулся к алтарю, на котором лежала связанная королева метаморфов. Он высоко поднял кинжал с деревянной ручкой.
— Делиамбер! — сказал Валентайн.— Карабелла! Тизана! Слит!
Они взялись за него, обхватив его руки, его ладони, его плечи. Он чувствовал, как их сила вливается в него. Но даже этого было недостаточно. Он воззвал через весь мир и нашел Леди на ее Острове, новую Леди, мать Хиссуна, и привлек ее силу и силу своей матери, бывшей Леди. Но даже этого было недостаточно. Но в эту секунду он ушел в другое место.
— Тунигорн! Стазилен! Помогите мне!
Они присоединились к нему. Он нашел Залзана Кавола. Он нашел Азенхарта. Он нашел Эрманара. Он нашел Лизамону. Мало! Мало! Еще один — Хиссун?
— Давай ты тоже, Хиссун. Отдай мне твою силу и храбрость.
— Я здесь, ваше величество.
Да. Да. Теперь это будет возможно. Он снова услышал слова старой Аксимааны Фрейж: "Ты спасешь нас, сделав то, что ты считал невозможным для себя".
— Фараатаа!
Единственный порыв, как звук сирены, пронесся от Валентайна через весь мир в Пиурифаину. Он преодолел расстояние за мельчайшую долю секунды и нашел свою цель, которой был не Фараатаа, а скорее ненависть внутри Фараатаа, слепая, гневная, непреклонная, страсть мстить, уничтожать, изгонять, ликвидировать. Он нашел ее и убрал, высосав из Фараатаа одним непреодолимым глотком. Валентайн выпил всю эту горящую ярость, впитал ее в себя и взял из нее ее силу, и отбросил ее. И Фараатаа остался пустым.
Какой-то миг его рука все еще оставалась высоко поднятой, мускулы все еще были напряжены, оружие все еще нацелено в сердце Данипиуры. Потом из Фараатаа исторгся звук тихого вопля, звук без субстанции, пустота, вакуум. Он все еще стоял прямо, недвижимо, замерев. Но он был пуст: скорлупа, шелуха. Кинжал выпал из его безжизненных пальцев.
— Уходи,— сказал Валентайн.— Ради Бога, уходи. Уходи!
И Фараатаа упал вниз лицом и больше не двигался.
Все было тихо. Мир был ужасно спокоен. "Ты спасешь нас,— сказала Аксимаана Фрейж,— сделав то, что ты считал невозможным для себя". И он не колебался. Голос водяного короля Маазмоорна донесся до него издалека:
— Ты закончил свое путешествие, брат Валентайн?
— Да, теперь я закончил свое путешествие.
Валентайн открыл глаза. Он уронил зуб, сдвинул с бровей диадему. Он посмотрел вокруг себя и увидел странные, бледные лица, испуганные глаза: Слит, Карабелла, Делиамбер, Тизана.
— Все исполнено,— сказал он тихо.— Данипиура не будет убита. И никаких чудовищ не напустят больше на нас.
— Валентайн…
Он посмотрел на Карабеллу:
— Что такое, любимая?
— С тобой все в порядке?
— Да,— сказал он.— Со мной все в порядке.
Он чувствовал себя очень уставшим, чувствовал себя странно и необычно. Но — да, он был в порядке. Он сделал то, что должно было быть сделано. Выбора не было. И это было исполнено теперь. Обращаясь к Слиту, он сказал:
— Мы закончили здесь. Попрощайтесь за меня с Нитиккималом и другими здешними и скажите им, что все будет хорошо. Это я обещаю со всей торжественностью. А потом тронемся в путь.
— Дальше в Дулорн? — спросил Слит.
Понтифик улыбнулся и покачал головой:
— Нет, на восток. В Пиурифаину. Сначала встретиться с Данипиурой и лордом Хиссуном и осуществить новый порядок мира теперь, когда, ненависть выброшена из него. А потом настанет время ехать домой, Слит. Настанет время ехать домой!
Они проводили церемонию коронации на открытом воздухе в покрытом травой внутреннем дворике у Вильдиварского Проезда, откуда открывался чудесный вид на Девяносто Девять Ступеней и самые высокие вершины Замка. Это было необычным — проводить церемонию где-нибудь помимо Конфалюмского тронного зала, но уже давно мало кто принимал во внимание то, что было обычным. И Понтифик Валентайн настоял, чтобы церемония происходила на открытом воздухе, А кто мог возражать изъявлению желания Понтифика?
Так все они собрались по изъявлению желания Понтифика под благоухающим весенним небом Замка Горы. Внутренний дворик был обильно разукрашен цветущими растениями. Садовники принесли деревья халтинга в цвету, каким-то загадочным образом поместив их в огромные бадьи и не повредив распускающихся почек. По краям, по обе стороны дворика, их золотисто-розовые цветы бросали почти светящиеся отблески.
