— Не ори!.. Не буду стрелять.
Сели, закурили. Друг на друга не смотрели.
— Леха… ну давай «по дружбе»? Пойми, надо это.
— Да понимаю я! — взвился пружиной Хорьков. — Конечно, надо. По дружбе — другое дело! Пойдем, че не пойти? Вдруг, и правда, кто живой!.. Раненый, может. Тока, думаю, никого там нет… все замерзли!
Собрались быстро. Мусю оставили «дневалить».
Выбрались через потайной лаз. Ветром шибануло в лицо, вокруг мгла: вроде и не совсем черное небо, а видимости никакой — метров на пять, не более. И пыль… пыль со снегом на земле и в воздухе — закручивается ветром, будто в водовороты.
Орлов протер рукавом очки, медленно, осторожно пошел вперед, совершенно не представляя, в какую сторону вообще надо идти. Леха сзади корректировал: правее, левее!..
В снег проваливались сначала по колено, потом — на «железке», уже по щиколотку. Шли правильно: Орлов уже дважды запнулся о рельсы, лежавшие неглубоко под снегом, постоянно сдуваемым ветром. Встретить «чертей» не боялись, понимая, что те все уже вымерзли. Но оружие держали наизготовку.
Александр оглядывался, видел сзади огромный, черный покачивающийся ком, увенчанный треухом. Лицо Лехи было закутано полотенцами, очки — не специальные «полярные», а простые мотоциклетные — не очень-то подходили для такой погоды. Он прикрывал их от снега свободной рукой в большой рукавице и тихонько матерился.
Шли долго, минут сорок. Когда Орлов уперся в откинутую наотмашь «руку» железнодорожной стрелки, понял: пришли; за стрелкой здание «сортировки», а дальше пакгауз и сам вокзал. Уже сразу за стрелкой наткнулись на двух убитых — их окоченевшие трупы намертво вмерзли в снег; только по одежде разобрали, что это чужие: у наших «полярки», а эти в полушубках на бушлат и валенках. Наверное, склад какой-то ограбили!.. Автоматов рядом не было.
Дальше двинулись осторожнее. Жгучий ветер задувал снег в лицо, сек пылинками по очкам; Александр подтянул замок капюшона.
В здании сортировки живых не нашли, только пару десятков трупов, разбросанных на этажах и переметаемых снегом через разбитые окна; Орлов сметал снег рукавицей, снова по одежде определял: «наш», «не наш». Стылых лиц в мглистой тьме не разобрать — подсвечивал зажигалкой, поднимал «намордники», вглядывался: у всех бороды, все одинаково оскалены.
— У нас только Васька Рогалев да я брились, — размышлял солдат. Узнал все же Сережку Чекалина, Сашку Крынкина, Витьку Дубова… еще других. — Стой, подожди-ка, — встрепенулся он. — А Дуб-то с нами в разведку ходил!.. Успели, значит, назад добежать, а следом «духи» ввалились. Эх, ребята, ребята!.. Быть бы и мне с вами, если бы не случай. Лежите здесь пока — потеплеет, всех похороним!
Оружие собирать не стали. Зачем оно теперь?..
В вокзальном корпусе было то же, только трупов больше. Перед входом и за ним — прямо грудой навалены.
— Рвались сюда «черти», сильно рвались!.. — понял Александр. — Надеялись тепло и еду получить. Не знали, что у наших-то — у самих ничего нет!
На втором этаже — ДШК на боку, к входу обращенный, разбитые ящики, ямки от разрывов гранат; стены сплошь посечены пулями и осколками. В коридорах и комнатах — убитые, убитые… Все везде заметено снегом.
Свежих следов нигде нет, только они с Лехой за собой оставляют. И все метет и метет, хотя в здании заметно теплее, чем на улице: ветра меньше.
Пошли вниз, взяв с собой «цинк» с патронами и по паре гранат. В «хозяйстве» все сгодится: кто знает, что впереди?.. У выхода курнули по две затяжки и Леха пошел, было наружу.
— Подожди… — остановил его Орлов, — мы в подвале-то не были! Там мой лазарет: раненые, обмороженные. Пойдем туда!
В подвальном коридоре шли вовсе на ощупь, ведя рукой по стене и запинаясь о замерзшие трупы. Лазарет нашли… там все мертвые — как лежали, так и лежат. Уже собрались уходить, как вдруг внезапный и неясный отблеск будто бы выскочил из тьмы впереди уже кончающегося коридора; оттуда потянуло дымом.
Сразу — рот «на замок»!.. Не сговариваясь, вскинули автоматы.
Темень… глаз коли! А впереди еще отблеск — из полураскрытой двери в нескольких метрах. Точно: поблескивает!.. Идти опасно, вряд ли это свои.
