— А чего бояться-то? Гранату кинем и все дела… не в первый раз! — ободрил себя Орлов и достал «лимонку»: она посерьезнее, чем РГД-5. Сколько их там, кто знает?..
Подошел ближе к двери, присел на корточки, готовясь упасть при надобности. Послушал, негромко окликнул:
— Слышь, ты кто?..
Тишина. Леха за рукав дергает:
— Кидай гранату!
— Подожди.
— Че ждать? Кидай гранату!
— Да подожди ты!.. Он там один, похоже. Может, наш это?.. Если не наш, кину.
Снова окликнул:
— Ты кто? Говори!..
Из двери голос:
— Че хочешь? Сам говори.
Голос гортанный, с акцентом — «черный», падла!.. Леха опять за рукав дергает:
— Кидай гранату!
— Да иди ты!.. Надо узнать, что было здесь.
Гранату держал наготове.
— Эй, вылазь оттуда!
Тишина.
— Я кому говорю?.. А ну вылазь… твою в трынду!
— Сам туда вылазь.
Вот «чурка тупая»!..
— Вылазь, щас гранату кину.
— Я тоже гранату ка-ак кину!
— Не ври, у тебя нет! Была бы, уже бы кинул.
— Че хочешь?..
— Ты кто по нации?
— Че хочешь?! — и быстро по-своему что-то.
Орлов ничего не разобрал, только «мамат кунем» уловил: — А-а! Маму, значит, «ха-ха»?.. Понятно. — Опять спросил:
— Армян, что ли?..
— Ара, че тебе?!
— Вылазь, не тронем! Пошли к нам — у нас печка, тепло… тушенки дадим.
— А-а! Инчи, ара? Ты врешь, русский!..
— Да не вру! Вылазь, давай.
— Сюда иди!
— Не будешь стрелять?
— Не-ет! Сюда иди.
— Точно не будешь?
— Не-ет! Нет! — и опять что-то по-армянски.
Александр убрал гранату, изготовил автомат. Осторожно подошел к двери, заглянул из-за косяка.
В небольшой комнате среди разломанной мебели на железном листе горел костерок, тускло освещая помещение. А дальше за ним сидело «нечто», похожее на матрешку: в армейском бушлате, сверху еще и еще бушлаты; сидит опять же на бушлате и глазенками лупит. В руках ничего — нет никакого оружия!
— Че не вылазил-то?
— А-и!.. Че хочешь?
— Здесь что, бой был?
— Бой был… все всех убили. Никто не ушел, я один… в ногу ранили — болит, и-э!..
— И русские не ушли?
— Не-ет, русских всех убили!.. Наши кушать хотели… нигде нет.
— Та-ак. Ну, пошли с нами!
Леха опять:
— Ты че, дурак? Давай, я его пристрелю!
— Остынь.
— Дур-рак! Давай, пристрелю.
— Остынь, говорю!.. Нельзя его «стрелять».
— Почему нельзя? Они наших убили!
— Когда это они тебе «нашими» стали… ты же сам по себе?
— Ну-у, лучше все-таки пристрелить.
— Ишь, палач нашелся!.. — не мог подобрать слов, чтобы уладить все.
Но слова сами пришли:
— Леха, ты жить должен?..
— А как же!
— А кошка Муся?
— Ну-у… тоже.
— А он не кошка, он — человек. Ты православный?..
— Н-ну!
— И он православный, армянин. Нельзя его убивать, понял?
— Ну-у… ну я не знаю, решай сам! — и забормотал что-то, отвернувшись.
Орлов погрел руки у костерка и стал осматривать рану увечного, вполголоса приговаривая:
— Ага-а, сквозное пулевое в тыл бедра справа… кость цела — это по-божески! А инфицирование, конечно, есть… гиперемия вон, кровит понемногу. Из АК-47 — свои, видать, его зацепили: наша пуля, из АК-74, вилять бы пошла — сразу ноге «аллес»!.. Да еще от болевого шока умер бы! — долго не промучился. А так… дырка и дырка.
Ватная штанина на ноге раненого сверху донизу вся смерзлась, заскорузла от крови. Александр принес из лазарета другие штаны-ватники, снятые им с мертвого; нарвал от бушлатов ленточек, подпарывая их финкой; наскоро перевязал раны. Натянул брюки на страдальца, сверху наложил жгут: идти долго, может искровиться весь!
Все делал на морозе, поближе к огню; помог встать, подставил плечо — медленно побрели. На выходе из здания бросил:
— Леха, прихвати цинк… пригодится! — вспомнил красноармейца Сухова и Петруху из фильма «Белое солнце пустыни», усмехнулся.
Обратно долго шли… долго; старые следы свои видели, еще не замело их снегом. Раненый армянин подпрыгивал на одной ноге, держась за шею Орлова, и по-собачьи скулил через щелочку тряпок, намотанных ему на лицо от стужи. Леха с другой стороны поддерживал его, цинк тащил на свободном плече.
Отдыхать по пути нельзя: мороз жмет!.. Плевок «конкретно» трещит в полете, падая в снег уже готовой ледышкой. Без «намордника» и вдохнуть невозможно — в глотке сразу все встает колом!
Добрались, наконец… и сразу к печке! Муська взвизгнула от страха, юркнула под топчан.
