Обсуждение шло туго. Советские офицеры еще не освободились от страха, вызванного чистками предыдущих лет. Ни один из них не видел когда-либо фашиста вблизи. Так что каждому оставалось только вооружиться методикой диалектико-материалистического анализа и попробовать вжиться в привычки вражеского командования. Но ведь фашисты — не просто люди вообще. Есть опасность, сказал капитан Цревенко, что мы окажемся слишком ловкими и слишком точным анализом фашистских привычек (это можно будет сразу установить по результатам, если все наши заряды взорвутся вовремя) навлечем на себя подозрение начальства в том, что в нас самих есть фашистские чувства. Потому что иначе как нам удастся так точно вжиться в них, если в нас самих нет ничего с ними связанного? Кто тогда подтвердит диалектико-материалистический характер наших рассуждений? Тут еще вот что, добавил майор Сартов, как это будет согласовываться с нашей партийной позицией, если мы будем считать, что У ФАШИСТОВ ЕСТЬ НЕКОТОРЫЕ ВПОЛНЕ НОРМАЛЬНЫЕ ПРИВЫЧКИ, которым они и будут следовать, располагаясь в огромном городе после его захвата. А если мы не признаем за ними воинских и бытовых привычек, примерно таких, которыми мы и сами руководствуемся в подобных условиях, может случиться, что заряды вообще не взорвутся или не вовремя, тогда нас могут обвинить в халатном отношении к долгу защиты отечества.
Ладно, ответил подполковник Щепков, нам не остается ничего другого, как поставить себя на место фашистов и найти таким образом лучшие места для закладки зарядов. В условиях классовой войны нельзя допустить, чтобы врагу не был нанесен урон из-за того, что мы, исходя из представлений о фашистских чудовищах, припишем им привычки, которых у них нет. Тогда мины могут пролежать годы, словно антикварные ценности в тайнике, потому что будут находиться совсем не там, где обустроилось вражеское командование. В конце концов, это ДОВОЛЬНО ХИТРАЯ ИДЕЯ — чтобы фашисты в некотором роде уничтожили себя сами. На это особенно пугливый М. А. Бельшев заметил, что хитрость представляется ему просто более привлекательным названием для коварства, что подходит для торгашеского духа, но противоречит социалистической честности. Чушь, сказал подполковник Щепков, за дело! Ему и так было ясно, что измышления этой рабочей группы будут идеологическим подрывом классового врага.
Ну хорошо, проговорил майор Сартов, представьте себе, товарищ подполковник, что вы фашистский офицер, захватили город и начинаете обустраиваться. Подполковник собирался отклонить предложенную ему роль, потребовал занести в протокол, что он не говорит как фашист. Но все же представьте себе это, сказал лейтенант Ешков.
Группа исходила из того, что захватчики — народ недисциплинированный, и к тому же они будут усталыми, так что будут склонны срезать углы, кидать вещи как попало. К этому добавлялись и другие подходящие точки для установки мин: ручки дверей, кровати (которые начнут переставлять), окна (которые будут открывать), лучшие здания (именно их будут занимать), регулировка отопления, печные дверцы, брошенные машины (их начнут отбуксировывать), места, где будут искать ценности.
Они договорились, что никто из начальства не узнает, как они целыми часами могли вживаться в фашистов, следовать их образу мысли; и позднее никто из них не признался, что блестящим успехом они были обязаны предположению, что фашисты не лишены общечеловеческих навыков. Где логово фашистского зверя? Совершенно очевидно, что в отношениях между людьми противника; сами же люди в основе своей — те же люди. Так что надо было их только рассредоточить, разбить поодиночке. Места в стране для этого было достаточно.
Похвала топорной простоте
По поручению своих государей Иоганна Фридриха и герцога Эрнста Августа известный пролетарий умственного труда Готфрид Вильгельм Лейбниц получил задание в 1680–1685 годах добиться своими изобретениями повышения рентабельности рудного дела в Верхнем Гарце, за что ему было положено вознаграждение в 1200 талеров, детали на его усмотрение.
Прибыв на место, он осмотрел сложные насосы и подъемные механизмы, приводившиеся в движение лошадьми и водой; они качали воду из штолен и штреков наверх, а подъемники одновременно доставляли на гора добытую руду. Летом и в морозную зиму рудники страдают от недостатка воды. Добыча серебра замирает. Рудокопы остаются без работы, их семьи голодают.
