- И то, и другое, - подумав, ответил он. - У того, что ль всех оторвался, была установка: в кратчайшие сроки пересечь улицу, чтобы на выходе посмотреть, в какую сторону мы с тобой побежим. Если он на кого-то по пути и смотрел, то с единственной целью: не столкнуться, чтобы не потерять скорость. Остальные следили за спинами тех, кто бежит впереди, старались не отставать.
Мы сидели на лавке, у станции метро "Адмиралтейская". Я ел пломбир за восемнадцать копеек, Иван предпочел пирожок. Лето кружило голову. Незаходящее солнце отражалось от вывесок и витрин, бросая на тротуар мимолетные блики.
- Дед, говоришь, при смерти? - переспросил он, как будто бы только что услышал ответ на свой последний вопрос, заданный еще в баре. - Да, это причина. Но стоит ли ей в угоду, поступать неизвестно куда, чтобы стать неизвестно кем? Ему умирать, а жить-то тебе?
Иван резал по-живому. Под этими жалящими словами, я снова почувствовал себя негодяем. Уехал из дома, прокатал деньги, не просчитал запасных вариантов. Теперь вот, болтаюсь, как осенний лист на ветру, и даже не представляю, куда меня занесет...
- Я в этом году даже не собираюсь никуда поступать, - не дождавшись от меня вразумительного ответа, продолжал говорить Иван. - Все, чему в школе учили, за время армейской службы забыл. Открыл вчера твой учебник по тригонометрии, а в памяти ноль. Письменную по математике на трояк как-нибудь вытяну, а на устном экзамене закесоню, не выплыву. В общем, подумал, и так для себя решил: поброжу этим летом по Питеру, осмотрюсь, как следует, отдохну. Ты, танцевать, кстати, умеешь?
- В смысле? - не понял я.
- Ну, там, шейк, твист, вальс, танго, фокстрот? Что там сейчас в Союзе танцуют?
- Ни разу не пробовал.
- Научишься, дело нехитрое...
На ставшей уже родной площади Стачек, мы заняли очередь в кассу дома культуры имени Горького. Настолько долгую, что по нескольку раз, то один, то другой, бегали в общагу отлить. Это недалеко, через площадь, напротив. Я, заодно, достал из секретного кармана трусов последний свой четвертак.
"В моем столе лежит давно под стопой книг, письмо одно", - звучало из встроенного динамика кассовой ниши. Это была самая популярная песня сезона. Я слушал ее и представлял деревянный почтовый ящик во дворе нашего далекого дома. Как он там, без меня?
Очередь впереди как будто стояла на месте, зато позади нас приросла настолько, что было жалко бросить все и уйти. Ванька рассматривал симпатичных девчонок. Выбирал потенциальную жертву. Чтобы было, как он любил: "не корова, не крашеная, и глаза голубые". А мне почему-то показался знакомым парень в морской форме. Умом понимаю, что ни разу его не видел, а вот, ворочается в душе какой-то червячок узнавания. И фланка у него интересная, я такой ни разу не видел. На левом рукаве, лычки в виде широких галочек от локтя и почти до плеча. А на обшлагах по четыре нашивки с узкими вензелями. Все в золоте, все блестит.
Я, понятное дело, не выдержал, спросил его: кто и откуда. И ни одного попадания. На Камчатке и на Кубани он никогда не был. Ни разу не отдыхал в пионерском лагере. Даже в поезде "Ставрополь-Ленинград" в этом году не ездил. Потом Иван подошел, поговорил с морячком. Ну, его больше интересовали дела прозаические: где учится, большой ли в этом году конкурс и до какого числа можно подавать документы на поступление.
А я все стою и думаю, что этот пацан мне не чужой. Даже имя его могу угадать. То ли интуиция во мне говорила, то ли опять он? Кто он? - да живет во мне человек. Верней, не живет, а приходит на помощь, когда мне хреново.
Помню, зимой, c утра, тороплюсь в школу. Десять минут до звонка, не опоздать бы! В третьем классе учился, для меня это было как преступление. А на улице холод! Метель бросает в глаза белую пыль. Гололед на дороге снегом припорошило, а я ничего не вижу. Все мысли о том, как бы скорее перескочить. Сделал пару шагов, ноги разъехались и я, со всего маху, кобчиком об колею! Больно, аж ноги перестал чувствовать. Не то чтобы встать - ступнями пошевелить не могу. А слева самосвал надвигается, как будто в замедленной съемке. Вижу, что шофер тормозит, а машина его не слушается - гололед. Метрах в трех это было от того места, где я потом умру. И вот тут то, тот самый человек во мне и проснулся.
