К пиву я не успел приобщиться и еще не понимал его вкуса. В том числе, и поэтому, мне отдыхалось без настроения. Тяготила и сама атмосфера: несмолкаемый шум, перезвоны стекла, едкий табачный дым. Какой-никакой жизненный опыт у меня был. Исходя из него, я понимал, что Мамочка с Борманом это дело так не оставят. И вот это предвкушение драки, мешало сосредоточиться, ложилось на душу тягостным, мутным осадком. На стандартные вопросы Ивана: кто, откуда, давно ли приехал с Камчатки, я отвечал односложно, стараясь укладываться в минимальное количество слов. Сам же он не испытывал ни толики дискомфорта. Слушал меня и, с видимым удовольствием, процеживал пиво сквозь зажатый в зубах, соленый сухарик. Даже ногой пританцовывал.
- Почему ты решил стать именно гидротехником?
Здесь парочкой фраз не отделаешься. Я сам об этом еще не думал. И вообще, вопрос для меня не в том, чтобы "стать", а в том, чтобы "поступить". А куда, на кого? - Это без разницы. Если же говорить о призвании, то я с детства мечтал стать моряком. В военном училище срезался на экзамене. Здесь, в ЛИВТе, мне тоже не светит судоводительский факультет. На него принимают только абитуриентов с ленинградской пропиской. Пришлось подавать документы на гидротехнический. Зачем? Да хотя бы затем, чтобы оправдать ожидания деда. Он уже при смерти, заговаривается, не встает, но верит в меня.
Понял ли Ванька хоть что-то, из моих сбивчивых объяснений? Если да, то не успел сказать. Видимость заслонила, немыслимых размеров, фигура и насмешливый голос спросил:
- Это кто тут такой некультурный? Пошли, буду учить.
Холодея душой, я начал вставать, но Иван подскочил первым, придержал меня за плечо и сказал:
- Подожди меня. Сам разберусь.
- Посиди, посиди, - ехидно сказал Мамочка, - пива у тебя хватит до вечера.
Так что, обладателя голоса я увидел лишь со спины. Он шел по направлению к туалету, габаритный, как авианосец, с осознанием собственной несокрушимости. На фоне этого шкафа, Иван казался хрупким подростком. В кильватере, как два судна обеспечения, следовали давешние реаниматоры.
Быть сегодня и мне с битою мордой, - грустно подумал я, поднимаясь на ватные ноги. - Соблюдая законы улицы, человек уважает, прежде всего, себя.
Каждый шаг давался с трудом. Я сделал их не более десяти, когда снова увидел Ивана. Со скучающим выражением на лице, он вышел из туалета, потирая правый кулак. Поравнявшись со мной, скомандовал:
- На улицу. Быстро!
- Не выпуш-шкайте его! - истошно орали вслед.
В разных концах зала громыхнули столы. Швейцар замахал руками, как курица крыльями, но был отодвинут в сторону.
- К подземному переходу! - последовала очередная команда.
Иван бежал замыкающим. Наверно, в нем было больше пива. Мы дружно протопали по гулким ступеням, ворвались в замкнутое пространство, поравнялись с достаточно плотной, встречной толпой. Здесь я услышал новую вводную:
- Все назад! Держись у стены, постарайся ровно дышать.
Я послушно смешался с людским потоком, а Иван опустился на корточки, делая вид, что поправляет носок на правой ноге.
Преследователей было не больше десятка, но даже на такой, сравнительно короткой дистанции, они растянулись метров на
двадцать пять. Последним бежал мужик, который рассказывал о судьбе футболиста Проскурина. Он меня не то чтобы не узнал, а просто не удосужился глянуть, кто там шагает навстречу. Никогда б не подумал, что такой эрудированный человек, подпишется за какого-то там Бормана.
Я удостоился сдержанной похвалы только когда мы выбрались из-под земли и отшагали пару кварталов в сторону Зимнего.
- Молоток! - скупо сказал Иван. - Где б тут поссать?
- Гоголя девять! - не задумываясь, выпалил я, - это на другой стороне и налево.
Блеснул, так, сказать, эрудицией. Трое суток скитаний по Питеру заставили выучить наизусть все точки отхода. Не переться же, каждый раз, на Московский вокзал?
- Ты можешь идти быстрей? - ускорившись, откликнулся он.
Когда на душе полегчало, и мир заблистал красками, я задал Ивану вопрос, казавшийся ранее неуместным:
- Как ты догадался, что в переходе нас не заметят? Это было предчувствие, или расчет?
