Запарка была конкретной. Никто из мужиков со мной даже не поздоровался. Да я был на них за это и не в обиде. Наоборот. Уходя в школу, я даже в мечтах не надеялся еще раз взглянуть на них, на весь этот мир, наивный, родной и уютный. Даже солнце сегодня светило под стать моему настроению, и ничто не могло его омрачить.
- Ну, вот он, герой! - торжественно вымолвил дед, когда я открыл калитку.
Наверное, где-то нашкодил.
Продолжения не последовало, от души отлегло. Обернувшись, я, прежде всего, увидел незнакомого моложавого мужика. Поднимаясь со стула, он затушил сигарету с фильтром и шагнул мне навстречу.
- Спасибо тебе, парень, - вымолвил этот мужик дрогнувшим голосом, - ты мне дочку вернул.
Фигасе, сюрпризы! В ожидании разъяснений, я завертел головой. Дед сидел на низкой скамейке и невозмутимо курил.
- Это Валерий Иванович, отец Вали Филоновой, - пояснила мне бабушка. Она стояла в дверях, в белом нарядном платочке и без своего вечного фартука. - Ну, накурились? Милости просим в хату.
Не находя других слов, Валькин отец продолжал трясти меня за руку. Заклинило мужика. Наверно, поддал, расчувствовался. Чтобы разрядить обстановку, я прикинулся вещмешком и произнес, глядя на него снизу вверх:
- Я не причем. Это она сама меня в щеку поцеловала.
- Ну, милый мой Гандрюшка, - заполнил паузу дед, - тогда засылай сватов!
Так вышло, что первым не выдержал я. Потом засмеялись все остальные. А громче всех хохотал Валькин отец, даже стонал и всхлипывал.
Как я и предполагал, без застолья не обошлось. Дожидаясь меня, взрослые порешили, принесенную гостем, бутылку "Шампанского", и теперь скоротали дедов графин. На столе меня дожидалась коробка с тортом и полная ваза конфет "Мишка косолапый". Наблядовал.
Эти конфеты я очень любил. Верней, не сами конфеты, а фантик с картиной "Утро в сосновом лесу". Ковер с такой репродукцией висел над моей детской кроватью, когда я еще был маленьким и жил на Камчатке.
К праздничному столу меня, естественно, не позвали. Нечего детям смотреть, как взрослые выпивают. Поэтому я обедал на кухне, бабушка суетилась между двумя столами, а дед терпеливо слушал, скольких седых волос стоили отцу с матерью Валькины закидоны.
- Месяц назад, веревку у нее отобрал, - рассказывал Валерий Иванович. - Вернулась из школы, плачет: "Он меня Бастиндой назвал!"
Ага, - думал я, поглощая бабушкин борщ, - значит, дело тут не в одном артистизме. Походу, бабка Филониха крепко в кого-то врюхалась. Слабовато я поднажал. Надо будет еще.
- Теперь, - продолжал Валькин отец, - совершенно другое дело! Ты не поверишь, Степан Александрович, но я ошалел, когда моя Люха стала выворачивать гардероб и подбирать себе нарядное платье. Терпеть этого раньше не мог, а пятницу аж прослезился. Повеселела, поет, матери помогает, разве это не чудо?
Сложив лодочками ладошки, и бессильно уронив их на колени, бабушка чинно сидела за гостевым столом. Она обладает каким-то внутренним тактом. Когда человек изливает душу, рассказывает что-то важное для себя, она никогда его не прервет, ни словом, ни жестом.
Никем не замеченный, я вылез из-за стола и слинял в огород. Гость в доме это, конечно, к добру, но как-то не во время. Конфеты тоже не будут лишними, но разве для этого я приглашал Вальку в кино? Теперь получается, типа того, что обязан. Сочинить ей, что ли, стишок?
К счастью, Валерий Иванович оказался человеком тактичным. Не стал мурыжить радушных хозяев. А может быть, знал, что деду сегодня опять, после ночи в ночь. Бабушка нашла меня возле колодца, когда он уже уходил. Нехорошо, мол, надо проститься. Пришлось еще раз сунуть в его ладонь свою тощую руку, выслушать слова благодарности. По моему, я Валькиному отцу не очень-то и показался. Так... мелочь пузатая. Филониха, кстати, была на него совсем не похожа. Разве что разрез глаз...
- Ты уроки на завтра выучил? - строго спросил дед, помогая бабушке убирать со стола.
- Какие уроки? - обиделся я. - Последний день!
- А я и забыл! - образовался он. - Тогда так: завтра вечером на улицу ни ногой! Валерий Иванович обещал дровами помочь. А в среду с утра, все вместе поедем в поле, на огород.
