- Про тебя говорят, - просветил меня Витька Григорьев. - Я в сортире сидел, слышал. Ты, оказывается, бабка Филониху в центре выгуливал?! Будут тебе неуловимые мстители...
До этой минуты я пребывал в состоянии просветленной печали.
Всех простил, со всеми простился, с Витька, вон, слупил обещание, что не будет галюзить, и тут такая подлянка! Вот тебе и Валюха, все подружкам растренькала! Быстро же у нее, эффектом большого взрыва, все извилины укоротило и привело к общему знаменателю!
Последние полчаса моего бытия в этом реале, были безнадежно испорчены.
На следующем уроке, Надежда Ивановна начала диктовать список литературы к внеклассному чтению на период летних каникул. Естественно, я ничего не писал - не до того было. Готовился. Пытался настроить душу на торжественный, всепрощающий лад, отрешиться от суеты - не получалась. В голову лезла всякая ерунда. С какого-то хрена вспомнилось внутренне расположение банковских помещений первого этажа.
Если сделать ретроспективу в будущее, мы с Филонихой торчали сейчас в приемной, парта Напрея подпирала центральные двери, а Славка Босяра сидел в директорском кресле. Что касается классной доски, то ее вообще вынесли в помещение, куда посторонним вход воспрещен.
Потом меня отвлекли. С левого фланга поступила записка, где почерком Катьки Тарасовой черным по белому было написано: "Саша, пойдем завтра в кино?" Я так разозлился, что написал в ответ фразу из анекдота про попа - посетителя публичного дома: "Больно уж ты страшна, матушка!"
Остальные записки заворачивал, не читая. Сволочи! Помереть спокойно - и то не дадут!
За десять минут до конца урока, Надежда Ивановна немного дополнила задание на каникулы. Нужно будет еще написать сочинение на вечную тему "Как я провел лето", сочинить аннотацию к самой любимой книге, нарисовать для нее обложку. Потом наша классная начала собирать дневники, чтобы выставить в них годовые оценки. Ничего, в принципе, сверхъестественного, не считая того, что я был еще жив. В смысле, не жив, а при своей старческой памяти.
Вот, честное слово я испытывал разочарование. Черт бы побрал эту небесную канцелярию! И там волокита! Как прикажете жить, если нет никакой определенности? Может быть, в православных канонах церковники допустили арифметическую ошибку и мне причитается еще один день? О том, что тело мое и мозг, могут сейчас находиться в коме, я старался не думать. Эта мысль сразу же прерывалась пронзительным криком души: "Бедный Серега!"
В общем, кругом полная жопа. Да к тому же, мои неприятности и не думали на этом заканчиваться. Они нарастали, как снежный ком. Хреновое качество стремительно перерастало в количество: на перемене ко мне подкатил Босяра.
- Ты че это Катьку Тарасову обижаешь? - спросил он, наступая мне на ногу, и ударил локтем под дых. - Совсем оборзел?
Чуть пресс не пробил, падла!
- Слушай, папаня, - сказал я по старой привычке, - что ты, в принципе, хочешь? Если подраться, то без проблем, присылай секундантов, а если поговорить, как мужик с мужиком, перетереть непонятки, я тоже не против. Только думай быстрее, мне некогда.
- Ладно, пошли побазарим, - тряхнул головой Славка, остывая глазами, но не удержался, съязвил. - Ишь ты, какой занятой!
Мы отошли в угол двора, присели на низенькую скамью, что большой буквой "Г" окружала забор по периметру, огляделись. Здесь нам никто не мешал.
- Давай откровенно, на чистоту и без обид, - предложил я.
- Давай! - согласился Босяра.
- Тарасова пригласила меня в кино. Я отказался. Тебе, как я понял, это не нравится. Может быть, надо было сделать наоборот? Сходить с ней на вечерний сеанс, проводить Катьку до дома, зажать в темном углу и мацать за потные сиськи?
- Да я бы тебя убил! - откровенно сказал Славка и сжал кулаки. - В чем-то ты, Пята, прав. Только Катька моя двоюродная сестра, можно было ей отказать как-нибудь без обид. Так что драться нам все равно придется. Во-первых, я обещал своей мамке всегда ее защищать, а во-вторых... мне самому интересно.
Коротко дзинькнул звонок. Девчоночий серпентарий компактным клубком запылил в сторону класса. В воздухе плыли вздернутые носы. Мы со Славкой были для них далеко в стороне и несравнимо ниже. Только Катька Тарасова снизошла: скользнула по мне ненавидящим взглядом, что-то сказала подружкам и, хохоча, взлетела по ступенькам крыльца.