— Да туда в такой час никто в здравом уме не сунется. Даже студенты не рискнут.
— Мне-то откуда знать? — ощетинилась Пэкстон. — Я там раньше никогда не бывала.
— А сегодня почему вдруг решила побывать?
— Хотела напиться, потому что жизнь — дерьмо.
Это у нее-то жизнь — дерьмо, у Пэкстон Осгуд? Ну-ну.
— Тебе что, дома выпить нечего?
— Уже нечего, — промямлила Пэкстон.
— Во всем вашем необъятном коттедже закончился алкоголь? — не поверила Уилла.
— Я выпила все, что было в моем доме. В том, который у бассейна. А идти к родителям — нет уж, спасибо. Мать бы мне такое устроила. Она мне вечно жизни не дает. А знаешь, кто еще мне жизни не дает? Эти дамочки из Женского общественного клуба! Один несчастный скелет — и они уже готовы поставить крест на всей нашей работе! А у самих целая куча таких скелетов по шкафам попрятана! Ты бы их слышала! — Пэкстон развернулась, и Уилла почувствовала на себе ее пристальный взгляд. — И ты мне тоже жизни не давала. В школе.
— Это было всего один раз, — сказала в свое оправдание Уилла.
— Поверить не могу, что это ты написала Робби Робертсу.
— Прости. — Уилла остановилась у бордюра и выключила двигатель. — Мне правда очень жаль.
— Я помню ту записку. Ты так здорово скопировала мой почерк. Я даже сама сначала засомневалась. Ты могла бы зарабатывать на жизнь подделкой документов.
Уилла вышла из машины:
— Да уж. Представляю, как бы отец мною гордился.
Пэкстон только сейчас поняла, что они уже приехали.
— Где это мы? — спросила она, вертя головой во все стороны.
— У моего дома. Пошли.
— Ты позволишь мне переночевать в твоем доме?
— До отеля «Ритц» отсюда далековато.
Пэкстон не очень твердо держалась на ногах, поэтому Уилле пришлось поддерживать ее за локоть, пока она поднималась по ступенькам. В доме Уилла довела Пэкстон до дивана и принесла ей одеяло и подушку.
Пэкстон разулась и, взбивая подушку, восхищенно произнесла:
— Потрясающий диван.
— Я подумываю назвать его Мемориальный диван Осгудов. Твой брат тоже на нем спал.
С этими словами Уилла ушла на кухню и вернулась оттуда с намоченным холодной водой полотенцем. Она протянула его гостье.
— Мой брат к тебе неравнодушен, — сообщила та, ложась на спину и прижимая полотенце к опухшим глазам. — Как-нибудь попроси его остаться.
Уилла встряхнула одеяло и укрыла Пэкстон.
— Мы с твоим братом не особенно близки.
— Ну так будете. А знаешь почему? Потому что так надо. Это же сказка. Вы встречаетесь, влюбляетесь, целуетесь — причем никого из вас не передергивает от отвращения! — потом женитесь, заводите детей и живете долго и счастливо.
— Про «не передергивает от отвращения» мне особенно понравилось, — улыбнулась Уилла.
— Я знаю, о чем говорю. Я люблю Себастиана Роджерса. А он меня не любит.
Как ни странно, Уиллу ее признание ничуть не удивило. Она заперла дверь и, выключив свет, сказала в темноту:
— Не такая уж у тебя и гламурная жизнь, оказывается.
— Что тебя навело на эту мысль? Поездка за вином в «Подзаправься!» или признание в том, что я влюблена в мужчину, который, скорее всего, гей?
Несмотря на ее насмешливый тон, Уилла почувствовала, что Пэкстон не шутит.
— И то и другое, — ответила она.
Пэкстон тихонько рассмеялась. Уилла поняла, что она давно уже привыкла к такому отношению со стороны окружающих.
И тут случилось нечто из ряда вон выходящее.
Уилле стало жаль Пэкстон Осгуд.
Это было уже слишком. Хватит с нее на сегодня откровений. Чуть не падая от усталости, Уилла поплелась к лестнице, ведущей в ее спальню.
— Спасибо, Уилла, — услышала она за спиной.
— Не за что, Пэкстон.
