Раздеваться я отказалась, отпустила горничных и вытряхнула Чикко из стеклянного футляра.
– Понимаешь, девочка, что получается? Мне нужны обе мои подруги, даже если одна из них парень.
Саламандра, разумеется, не ответила. Она взбежала по ножке лампы, чтоб обвиться хвостиком вокруг горящего фитилька.
Оба, Маура и Карло, мне нужны. Но Карло – шпион Маламоко и скоро отправится в догата Негропонта. А Панеттоне – девица да Риальто, ее выдадут замуж, и я ее потеряю окончательно. Может, вариант брачного союза с Саламандер-Арденте не так уж плох? Нет. Пока я не узнаю, что «отпирает» Изолла-ди-кристалло, рисковать не будем. Тем более Маура влюблена в Маламоко, выдать ее за, например, Филодора – значит сделать несчастными всех троих.
Опомнись, Филомена! Ты сама во дворце дожей на птичьих правах, и у тебя лишь несколько недель, чтоб эти права стали человеческими.
Чикко я решила с собой не брать. Огненной саламандре ни один архивариус не обрадуется.
Слуг в коридоре не было, гвардейский караул отдал мне честь и сопроводил в другое крыло, где располагалась дворцовая библиотека. Удобно, без стражников я бы непременно заблудилась.
Синьор библиотекарь был дряхл, и обладал столь тихим голосом, что имени его я не расслышала.
– Про искусство любви? – переспросил он. – Конечно, дона догаресса, у нас есть эти непотребные писульки.
Покраснев, я прошла за ним по коридорчику, стены которого состояли из высоких, до потолка, книжных шкафов, и присела за небольшой дубовый столик у окна.
Библиотекарь зашаркал куда-то в сторону, приковылял обратно, положил передо мной увесистый том.
– Благодарю.
Это был Овидий, к счастью, переведенный. «Кто из моих земляков не учился любовной науке, тот мою книгу прочти и, научась, полюби». Это точно про меня, ну, кроме того, что мы с древним мужем земляками не были.
Я погрузилась в чтение.
Пока я пробиралась через рифмованные строчки, библиотекарь принес мне еще четыре фолианта, один из которых был, кажется, из папируса. Желание рассмотреть его поподробнее я подавила. Распылять внимание глупо, надо сначала закончить с тем, что уже начала.
Труд античного философа для юных синьорин предназначен не был, он писался для повес, повес-мужчин. Элегическим стихотворным размером Овидий советовал, какая древнегреческая синьорина подходит для флирта, где с ней можно встретиться, как заговорить.
Второй фолиант был озаглавлен «О науке куртуазной любви» и принадлежал перу латинянина Андреаса Капеллянуса, третий назывался витиевато «Благоуханный сад для духовных услад ученейшего шейха», четвертый был хинским и там… были иллюстрации.
– Дона догаресса готовится к урокам? – раздалось над головой, и я попыталась лечь животом на стол.
Синьорина Раффаэле осуждающе покачала головой:
– Ваша матушка зовет вас к себе.
– Мама? – Оттого, что вся кровь прилила к щекам, соображала я туго. – Она здесь?
– Ваша матушка, синьора Муэрто.
Опомнись, Филомена, ты не должна оправдываться или стыдиться. Твой статус гораздо выше статуса Паолы.
– Синьор библиотекарь, – громко позвала я и дождалась, пока старец появится из-за шкафов. – Эти книги я забираю.
Он не возражал и отыскал в кладовой холщовую суму для транспортировки.
Свекровь хотела, чтоб я для нее почитала. К счастью, мою добычу уже успели отнести в кабинет гвардейцы, а книга, предназначенная развлечь тишайшую свекровь, оказалась о путешествиях.
Читать я любила больше, чем вышивать, то есть на самом деле больше, чем вышивать, я любила почти что угодно и время до ужина провела с удовольствием и пользой.
Матрона слушала меня, сидя в огромном кресле и прикрыв глаза. Может, и не слушала, а дремала, но это было не важно. Мне самой было интересно. Я прервалась лишь несколько раз. Один, чтоб велеть подать воды, и потом время от времени смачивала пересохшее горло.
К ужину я почти потеряла голос и возможность молча жевать восприняла с благодарностью.
Чезаре был возбужден и весел. Стронцо! Он шутил с матерью, подмигивал Паоле и не обращал на меня никакого внимания. Синьорина Раффаэле расспрашивала его серенити о заседании Совета гильдий, где решался вопрос строительства нового аквадоратского квартала на насыпных островах в восточной части города. И вопросы ее говорили о немалом знакомстве с предметом. Лживая Голубка!
