Глава 5
Возвращение в школу благородных девиц
Маура да Риальто узницей себя нисколько не ощущала, веревок из простыней не плела, подкоп столовой ложкой совершить не пыталась, не рыдала и не пыталась подкупить слуг. Служанка при ней была лишь одна – бабуля Попета, старенькая ее нянюшка.
– Динитто совсем себя не бережет, – ворчала она, расчесывая волосы Мауры, – дождется, что его удар хватит, полоумного.
Так бабуля называла командора, Дино да Риальто, Динитто. Пятьдесят лет назад она меняла ему пеленки и вытирала сопливый нос, поэтому считала себя вправе использовать уменьшительное имя.
– Злится, орет, рожа красная, жилы на лбу с палец толщиной. Я ему говорю, отдохни, деточка, успокойся, отваров попей…
Маура не слушала. Отец гневался. Что ж, повод у него был. Интрига тишайшего Муэрто оказалась гораздо хитроумнее его. По крайней мере, половина интриги.
Попета рассказала девушке о ночном скандале, о синеволосой синьорине Блю, ставшей еще до рассвета супругой Эдуардо. Маура вздыхала. Ее личному скандалу свершиться так и не удалось. А она, между прочим, планировала, готовилась, мечтала. Противный Карло Маламоко, он даже не попытался ее соблазнить. Хотя, может, будь у них хоть немного времени, дело пошло бы на лад? Тогда на балу Маура даже не поняла, что произошло. Вот она танцует с каким-то корсаром, и уже в следующий миг ее тащат в глубь палаццо слуги да Риальто, а матушка рыдает, семеня следом: «Доченька, как же так, доченька… какой стыд… какое непотребство…», и на все расспросы отвечает уклончиво.
После, уже в спальне, нянюшка Попета объяснила Мауре, что командору кто-то донес о планах дожа на будущность его наследницы, и отец приказал ее, от греха, запереть.
Это было в ночь с субботы на воскресенье, и теперь, утром понедельника, синьорина да Риальто сидела в своей спальне у туалетного столика, терпела причесывание – артритные пальцы старой служанки ловкостью не отличались – и любовалась собой в настольном зеркальце. Хороша, на диво хороша. Вот что происходит с лицом, если спать дольше сорока часов, прерываясь лишь на завтрак, обед и ужин. Личико гладкое и свежее, глазки блестят, губы расслабленно улыбаются. Надо бы сообщить чудодейственный рецепт Аквадоратской львице, может, тогда свекровь перестанет попрекать ее болезненным видом. Хотелось увидеть Филомену и посплетничать. Как там Карло? Дож винит его в срыве планов или хитроумный Такколо вышел сухим из воды? А отец? Что он решил? Отправит Мауру в монастырь или оставит в палаццо Риальто встречать старость?
– Одевайся, деточка, – сказала Попета, откладывая волосяную щетку, – подружка ждет тебя в гостиной.
– Филомена? – Девушка вспорхнула с места и подбежала к шкафу. – Дона догаресса?
– Нет, черненькая, синьорина Маламоко.
– Карла? Разве она не сопровождала тишайшую чету во дворец?
– Дона Маламоко осталась на острове. – Бабуля помогала Мауре затянуть на спине шнуровку розового с серым дневного платья. – Бойкая девушка, нисколько Динитто не боится. Я, говорит, командор да Риальто, Мауре почти что сестра и подле нее буду.
– Неужели? – хихикнула Панеттоне. – И что же ответил на это грозный патриций?
– Что синьорине Маламоко всецело доверяет, но ежели она вздумает на противную сторону переметнуться, мокрого места от нее не оставит.
«Серые туфельки тонкой кожи или атласные башмачки? Сложный выбор. Пусть будет атлас».
Маура обулась, покрутилась, присела в реверансе.
– Доверяет? Тебе не кажется это странным?
– Нисколько, – ответила нянька. – Это ведь она тебя от позора спасла, синьорина Маламоко.
– Ты уверена?
– Скажем так, сама при этом не присутствовала, но от стражников слыхала, что подошла чернявая на балу к нашему хозяину и шепнула, что-де дож против да Риальто интригу замыслил и, если планы его успехом увенчаются, станет наша голубка синьорой Копальди.
– Не называй меня так.
– Синьорой Копальди?
– Голубкой. Это противные птицы.
– Хорошо, дитятко, – согласилась Попета. – Узнав обо всем, тишайший Муэрто на твою подругу озлился, должности при дворе ее лишил и от себя прогнал.
