– Ваше сиятельство, – проговорила я, нарушив воцарившуюся было тишину, – вы будете платить людям за кровь.
– Простите? – смена темы его озадачила.
– Ваш способ питания, экселленсе, нужно легализировать. Этим мы убьем сразу нескольких зайцев: восстановим справедливость, потому что ваши, простите, тайные надкусывания наших граждан от нее далеки, и развеем мистический флер существования аквадоратских вампиров, тем самым уравняв их с прочими горожанами.
Князь задумался.
– Знаете, Филомена, это великолепная идея. Когда-то на заре времен король Аквадораты объявил для этих целей один день в году временем дикой охоты.
Разочарованный вздох от того, что мысль об охоте пришла не мне первой, я подавила.
– Король?
– Первый и единственный, Теодорих Безземельный, у людей все образования почему-то начинаются с монархии. Обычай не прижился из-за смены строя и потому, что после цареубийства гнездо Мадичи погрузилось в столетний сон.
– Мне казалось, что наш город-государство образовал совет патрициев.
– Лишив жизни монарха, – кивнул экселленсе. – Как, однако, поверхностно преподают историю в «Нобиле-колледже-рагацце».
Смущенно покраснев, я предложила:
– Пусть Ночные господа подадут прошение Большому Совету.
– Я составлю его немедленно.
– Необходимо также учредить некий надзорный орган во избежание…
– Подозрений!
Я хотела сказать «злоупотреблений», но согласно кивнула.
– Дона Филомена, – прошелестел князь, – у вас, моя серениссима, государственный ум. Тишайший Муэрто должен до последнего часа благодарить меня за брачный подарок.
– Меня подарило дожу море, Лукрецио, – отчеканила я. – Не плодите сплетни.
– О, их и без меня в избытке, дона догаресса. Например, о том, что супруга его безмятежности – русалка, одна из тех самых форколских сирен.
– Нелепица!
– Разумеется, серениссима. К чему я вам ее пересказал? Именно такие глупости крайне живучи в сознании толпы. Опасайтесь, дорогая. В случае беды наши добропорядочные горожане вполне способны, вопя и улюлюкая, потащить вас на костер.
Мы беседовали с князем уже довольно долго. Остановив бегущего по коридору лакея, я спросила, одет ли синьор да Риальто. Мне ответили, что одет и теперь рыдает, отказываясь выйти из спальни.
Я вошла туда без стука. Эдуардо сидел на кровати, опустив лицо в раскрытые ладони.
– Филомена!
– Вы хотели мне о чем-то сообщить.
Слуги почтительно удалились, экселленсе прислонился к дверному косяку, поглядывая в коридор.
– Сможешь ли ты меня простить? – всхлипнул Эдуардо.
– После того, как вы прекратите мне «тыкать»? Возможно. – Я села в кресло, которое незадолго до этого делила с Чезаре. – Губернатор, возьмите себя в руки. Ваша невеста ждет вас у алтаря.
– Невеста…
– Синьорина Блю Дуриарти, – напомнила я дружелюбно.
– Я не желал этого брака.
– Однако это не помешало вам разделить ложе с синьориной.
– Да не этого, Филомена, то есть дона догаресса. Я не желал принимать участие в авантюре, затеянной моим отцом.
И он принялся рассказывать мне то, что я и без того знала. Знакомство, ухаживание, притворство.
Зевок удалось подавить. Чикко пыхтела у уха. Как она здорово выстрелила свинцовой пулей! Может, предложить ей снова закусить дробью? Если мы поработаем над прицельностью, из крошки-мадженты может получиться смертельное и компактное оружие. Бесценная моя девочка. И я еще собиралась подарить ее этому синьору, что рыдает сейчас?
Он не знал, он не хотел, его заставили, принудили, обманули. Но он вовсе не такой болван, как многие воображают. У него, знаете ли, есть уши, чтобы слышать, и пальцы, чтобы сложить два и два. Изолла-ди-кристалло – вот ключ ко всему.
– Ключ? – заинтересовалась я. – К чему именно?
– К Аквадорате! – ответил Эдуардо с хвастливой торжественностью.
Я попросила уточнить. Он не смог, твердил лишь, что тот, кто владеет атоллом, владеет государством.
Вздохнув, я посмотрела на Лукрецио, он пожал плечами. Странно пожал, неправильно. Князь, кажется, понял больше меня, или у него изначально было то, к чему прибавляют два.
– Благодарю, дон да Риальто. – Изображать дружелюбие было нисколько не трудно. – Вы прощены.
Покрасневшими глазами Эдуардо наблюдал, как я поднимаюсь.
