Свист ничего не ответил.
Орех довел раненного до его каморки, а потом сбегал за постной похлебкой и большим куском хлеба, принес ушат с водой и старое ведро, что обычно использовалось больными в качестве уборной.
— А еще вот, — он протянул завернутый в блестящую фольгу пакет. – Это шоколад называется, вчера только обменяли.
Свист развернул хрустящую обвертку и понюхал черную как смоль плитку.
— Спасибо.
— И главное, — с видимым удовольствием и гордостью, Орех вытащил что‑то из большого кармана, на боку своего жилета.
В широкой ладони поместилось три круглых, сочного красного цвета, плода.
— Помидоры. Наши! Мы их вырастили. Попробуй, каковы на вкус плоды труда человека, а не подачки неизвестно кого.
Свист вытер помидор о рукав рубашки и надкусил. Съев угощение почти полностью, он пришел к выводу, что выращенное Орехом ничуть не вкуснее того, что прибывало после обмена мерцал. Разве только лазать по душным развалинам ради этих помидоров не приходилось – всех делов‑то, неторопливо в земле ковыряться.
Орех направился к выходу.
— Ладно, я еще зайду. Отдыхай.
Свист остался один, доедать завтрак и придаваться размышлениям. С последним дело не заладилось, и он вскоре уснул, спокойно и без снов, как в норе.
Разбудил его негромкая музыка. Он открыл глаза и увидел сидящего на полу Пластуна, тот дул в деревянную трубочку, зажимая пальцами просверленные в ее боку отверстия.
— Ловко я? – хвастливо спросил Пластун, вертя в руках музыкальный инструмент.
Свист улыбнулся и покачал головой.
— Этот усатый жлоб сказал, что ты быстро поправляешься, — Пластун сбил шапку.
— Как видишь, — Свист сел на кровати. – Спасибо тебе. За то, что вытащил меня.
— Не стоит, парень, — Пластун грустно улыбнулся. – Я изложил Ведуну и совету суть наших приключений. Тебя, конечно, тоже захотят выслушать.
— Мне говорить все как было? – памятуя о том, что не все и не всем можно рассказывать, спросил Свист.
— Да. В этот раз, да.
— Хорошо, только не сегодня, а лучше и не завтра, — Свист откинулся на подушку. – Как ты меня вытащил? Там же было, что‑то в темноте, правда?
— Было, — согласился серьезный Пластун. – Как вытащил? Скажем так, нелегко.
— А что было?
— Свет его разберет, главное, что оно осталось там, а мы тут.
— Пластун, — Свист колебался, не зная какое принять решение, — Помнишь, я тронул мерцало?
— Да, помню, ты что‑то такое говорил — осторожно ответил охотник.
— Кажется, я хлопнулся в обморок?
— Буквально на мгновение.
Свист рассказал все, что помнил о том видении, посетившем его при контакте с мерцалом.
— Такое бывает, — Пластун отрешенно смотрел куда‑то в стену, или сквозь нее. – Правда, чтобы услышать мерцала нужно этому учиться, тогда они действительно могут многое поведать.
— Это как?
— Потом как‑нибудь расскажу, — по лицу охотника было заметно, как он сосредоточенно о чем‑то думает. – Отдыхай, приду утром. Только вот про это видение свое, расскажи одному Ведуну, мало ли как домочадцы отнесутся к тебе. Заклеймят еще.
И вышел.
Свиста не покидало странное ощущение, будто он только что совершил ошибку. Возможно, следовало первым посвятить в это дело Ореха? Но Пластун был его учителем, вроде как самым близким ему человеком.
Не став гадать, как было бы правильнее, Свист решительно отринул эти мысли, переворачиваясь на бок.
Ему приснилась тропа, бегущая сквозь ночной лес. Над тропой курился голубой дымок, словно след факела, который пронесли тут недавно. В этом сверкающем мареве искрились багровые льдинки страха, кружась, словно пылинки в луче света. Свист чувствовал, как притягателен для него этот страх, какой он сладкий на вкус. Охотник несся почти над самой травой, словно волк, идущий по следу.
Он упал с кровати, больно ударившись многострадальным плечом. Где‑то в далеком лесу пел голос ночи.
Звал?
