От одной дамы из своего окружения Тятя узнала, что в замке ждут Хидэёси Хасибу, но матери о том ни словом не обмолвилась.
Хидэёси прибыл в полдень, в час невыносимого зноя, а с наступлением сумерек без предупреждения вошёл во внутренний садик покоев О-Ити, которая в то время находилась в гостиной. Её дочери сидели на энгаве, наслаждаясь вечерней прохладой.
Тятя первой заметила незнакомого воина — тот наклонился, проходя в сад под ветками фруктовых деревьев. Она сразу поняла, что этот невысокий сухопарый мужчина, сопровождаемый несколькими вассалами, не кто иной, как Хидэёси Хасиба. Всё ещё слегка сутулясь, полководец приблизился к девушкам и обратился к ним со словами:
— А вы здорово подросли, княжны!
Особой учтивости в тоне не было, но и высокомерие отсутствовало. Тятя в тишине встала на энгаве и вгляделась в смуглое худое лицо воина, чей возраст уже перевалил за сорок пять. Лишь глаза на этом лице сохранили сияние юности.
— Где же ваша матушка? — снова прозвучал бас Хидэёси.
— Матушке нездоровится, она не покидает своих покоев, — ответила Тятя дрожащим голоском.
— Неужели? Весьма прискорбно. Если ей что-то понадобится, непременно сообщите мне об этом. И прошу, передайте госпоже О-Ити, что Хидэёси Хасиба, прибывший сегодня днём, хотел засвидетельствовать ей своё почтение. — Он наконец отвёл глаза от Тяти и пробежался взглядом по саду. — Здесь, на западной стороне, вас, должно быть, изводит жара. Деревьям же это, судя по всему, не мешает — вон как разрослись.
Хидэёси был прав: в запущенном саду раскидистые ветки цеплялись друг за друга самым неопрятным образом.
— Завтра же велите их подстричь.
— Но сейчас время неподходящее для работ в саду, — возразила Тятя. — Надо дождаться четвёртой луны.
Воин удивлённо воззрился на девушку и, помолчав, произнёс без тени улыбки:
— А вы, я вижу, неплохо осведомлены в этом деле, княжна.
Тятя действительно знала, когда следует и когда не следует срезать ветки, потому что любила болтать со старым садовником, но на комплимент Хидэёси Хасибы ничего не ответила. А он, ещё раз попросив передать госпоже О-Ити наилучшие пожелания, удалился той же дорогой, что и пришёл, отмахиваясь по пути от веток.
Тятя долго ещё стояла и смотрела ему вслед, прежде чем заметила, что осталась на энгаве одна — сёстры давно ускользнули в гостиную. Она чувствовала лёгкую усталость и с удовольствием присела бы отдохнуть, но что-то не позволяло ей расслабиться — как будто воин с молодым взглядом и стареющим лицом, похожим на маску, которая скрывает истинный мальчишеский облик, всё ещё стоял перед ней.
Тятя представляла себе Хидэёси Хасибу совсем не таким. Его первое замечание — «вы здорово подросли» — свидетельствовало о том, что он уже видел княжон Асаи раньше, но девушка не припоминала, чтобы они встречались. Во время её первой поездки в Адзути, вместе с Такацугу, Хидэёси штурмовал храм в Исияме, на земле Осаки, а во второй раз, когда на пиру у Нобунаги и на празднике Бон присутствовали многие именитые вассалы клана Ода, Хидэёси в их числе опять же быть не могло — он шёл войной на Тюгоку. Значит, они точно не встречались.
В этом человеке не было ничего от того жестокого врага, который уничтожил её клан и велел изрубить её брата в куски. Не походил он и на взявшегося за меч простака крестьянина, каким рисовали его недоброжелатели из высшего сословия. Да и желания смеяться над ним, как в тот момент, когда она впервые услышала о его нежных чувствах к О-Ити, у Тяти больше не возникало. «Уродец», «обезьяна», «бесстрашный полководец», «несравненный тактик» — все эти эпитеты, бытовавшие в народе, тоже с ним не вязались. И Тятя, словно в забытьи, стояла на энгаве, перебирая в памяти свежие воспоминания о спокойной повадке Хидэёси и ощущении своего рода ласковой грусти, исходившей от него. Этот мужчина не был похож на воина — разве что колючий взгляд выдавал в нём человека, не раз ступавшего на поле брани. И если Тятя по-прежнему не испытывала к нему симпатии, то ненавидеть его уже не могла. Теперь ей предстояло переделать в своём сознании портрет Хидэёси Хасибы, который она нарисовала себе ещё в раннем детстве.
