— Если вы попытаетесь подняться, то мне будет проще и удобнее сделать это! — Вежливо, но с издевкой, ответил мой хранитель. А может, мне просто показалось это. Нервы-то порядком взвинчены.
Я спокойно встал на колени, прислушался к себе, покрутил шеей, похлопал по рукам и ногам. Вроде все в порядке. Встал, не знаю для чего охлопал свой защитный костюм пожарного, покрытый металлической фольгой. Потом доложил «Скафу» о своей профпригодности. Противный скафандр не стал надуваться сферой. Он просто поднял меня к входу на платформу. А дальше по изгибающемуся ходу я уж прошел сам. В центре пустой платформы спокойно висел Шарик. Ни поджатого хвостика, ни особой вины на его морде я не заметил.
— Та-а-к, ну и кто мне объяснит, что это было?
— Вот так я и кувыркнулся вниз по склону… Хорош ржать! Смешно вам. А я чуть квадратного ежа там не родил. Раз — я лежу мордой в землю, вокруг полная темнота, ветер свищет, Шарика нет, до входа в пещеру восемь метров почти вертикальной стены. Полный ассортимент!
— Ну, дальше давай, дальше! — Петрович с Костей так и не смогли полностью согнать с лиц улыбки. А чего бояться? Вот он, я, — сижу перед ними, рассказываю. Только дед разом построжел, напрягся и смотрел на меня с явным неодобрением. Как на мальца какого, честное слово.
— А чего дальше? Загрузился в свой Шарик и прибыл на базу. Вот и все.
— Так, Афанасий, не гони! Это еще не все. Анализ твоей эскапады показывает, что одиночные выходы надо прекращать. Теперь будем ходить только в группе, ясно?
— Ясно-то оно, конечно, ясно, Константин. Но это пока только благое пожелание. Если бы мы там были втроем, а Шарик бы не восстановился, то пропали бы без вести все трое… Намного это лучше будет?
— Лучше не лучше, а Костя абсолютно прав, внука. Не в игрушки играем. У нас, считай, боевой выход. Надо идти группой…
— Э-э, дед! Постой, постой! Ты что это множественным числом играешь? «У нас… Идти группой…» — уж не себя ли ты в эту группу включил, а? Перебьешься! Ты свое уже давным-давно отходил, понял? Тебе восемьдесят два года, дед. Не забывай об этом.
— Цыть, внук! Не повышай голос на старшего в роду. Я по своему физическому состоянию соответствую пятидесятилетнему человеку. Не беспокойся — проверил уже… И на беговой дорожке, и на тренажерах и… да что там темнить — и в койке проверил, вот! Здоровье, стало быть, позволяет. А опыт… Костя, что скажешь про опыт?
— Да что скажу, товарищ полковник? Скажу, что вашу пробежку по вьетнамским джунглям мы на курсах изучали. Эффективно вы тогда сработали! И без потерь, что самое важное. Расскажете, может, подробнее как-нибудь? С деталями всякими интересными?
— Как-нибудь расскажу… Понял, внука, что твой дед может?
— Ты, дед, в этих делах мне не указ. В пещеру с газом ты не пойдешь. Никто из вас не пойдет. Я все сделаю сам. Тихо! Да поймите вы, нельзя вам туда! Нет у вас ни защиты, ни власти над шаром. Я сам перенесу ребят на новую платформу. А вот хоронить их мы будем вместе…
Никаких защитных костюмов я надевать не стал. Только дыхательный аппарат замкнутого цикла. Работать ведь буду под силовым полем. Выходить из Шарика было страшновато, но и сидеть в нем бесконечно нельзя. Я вздохнул.
— Шарик, еще раз даю вводную. Накрываешь тела силовым куполом. Потом вытесняешь из купола газ. Я компактно укладываю тела и груз, а ты нас мигом переносишь на новую площадку. Все ясно? Тогда начали…
Я вышел из шара. «Скаф» держал вокруг меня невидимый силовой кокон. Шарик медленно подплыл к погибшей группе и растекся тончайшей пленкой поверх тел и мешков. Потом также неспешно стал расти купол. Наконец, Шарик доложил, что газа под куполом нет. Я подошел и, прилагая довольно заметное усилие, протиснулся внутрь.
Костяков я не боялся. Все же сын археолога. Сколько раз я с отцом по раскопкам мотался. Да еще два полевых сезона археологической практики в институте. Грешно, конечно, говорить, но иногда мы и выпивали прямо в раскопе. А что? Там прохладно от земли, тенёк уже после обеда. Так вот, помню, пили мы с напарником какое-то мерзкое плодово-выгодное винище, закусывая горячей от солнца помидоркой. А помидорку эту, откусив от нее кусок, клали в глазницу черепа… Чистый он был, две тысячи лет ведь прошло. Хвалиться этим, конечно, нельзя, но — так и было.
