– И что же тебе нужно? – спросил Ваддерунг.
– Совет, – сказал я. – Если цена устроит.
– И что, по-твоему, будет правильной ценой?
– Люси берет пять центов.
– Ага, – сказал Ваддерунг. – Но Люси психиатр. А ты понял, что сейчас выступил в роли Чарли Брауна[51]?
– Эх, – сказал я.
Ваддерунг улыбнулся:
– Я вижу, там, где ты был, тебе было одиноко.
– И почему вы так решили?
– Шуточки. Треп. Ненужные компаньоны. Иной сказал бы, что сейчас настал момент для быстрых решительных действий. А ты тратишь драгоценное время, восстанавливая контакты с бывшими союзниками. – Он слегка склонил голову. – Следовательно, если у тебя в этом такая острая нужда, я могу сделать логический вывод, что последнее время ты провел вдали от этой компании. Звучит разумно?
– Арктис-Тор не лучшее место для отдыха, – сказал я.
– Нет? А что же оно тогда?
Я прищурил глаза:
– Подождите. Вы что, пытаетесь провести со мной сеанс психоанализа?
Он отхлебнул кофе.
– И почему у тебя вдруг возник такой вопрос?
– Потому что вы без конца задаете вопросы, – сказал я. – Люси, вы пролетели. Пяти центов у меня нет. – Я рассматривал свою бутылку. – Время для шуток у меня есть. Для игр – нет.
Ваддерунг поставил кофе на стойку и развел руками.
– Я не работаю бесплатно, – сказал он.
– А я за всю жизнь не заработал столько, чтобы оплатить ваши гонорары, – сказал я. – Но при ваших заработках вряд ли вам нужно больше.
Он молча ждал.
– Буду должен, – проворчал я.
Это, похоже, его чертовски развеселило. В углу глаза появились морщинки.
– Учитывая твой неподражаемый талант создавать врагов, надеюсь, ты поймешь, если я не стану рассматривать твое предложение как надежное и имеющее долгосрочную ценность.
Я улыбнулся и отхлебнул пива.
– Но это явно стоит нескольких минут вашего драгоценного времени – иначе вы вообще не пришли бы сюда.
На его лице мелькнула довольная улыбка.
– Я принимаю твое предложение: одолжение плюс пять центов.
– Я же сказал: у меня нет пяти центов.
Он грустно покивал.
– А что у тебя есть?
Я пошарил по карманам и вытащил запонку из драгоценного камня от моего смокинга. И показал ему.
– Это не пять центов, – серьезно произнес он. Потом наклонился вперед, как раньше, и медленно проговорил: – Что у тебя есть?
Секунду я смотрел на него. Потом сказал:
– Друзья.
Он откинулся назад, в голубом глазу засверкали яркие искорки.
– Томас, – позвал я. – Мне нужно пять центов.
– Что? – спросил Томас. – Наличными?
– Да.
Томас полез в карман и вытащил пачку пластиковых карточек. Разложив их веером, он показал кредитки мне.
– Как насчет этих?
– Это не пять центов.
– О, ради бога, – вздохнула Молли. – Она полезла в карман и достала старушечий кошелек для мелочи. И щелчком швырнула мне монетку.
Я поймал ее на лету.
– Спасибо. Получи повышение: назначаю тебя лакеем.
Она закатила глаза:
– Да здравствует император!
Я подвинул монетку к Ваддерунгу.
– Прошу.
Он кивнул:
– Говори.
– Верно, – сказал я. – Кгм. Пора бы. Время не ждет.
– Нет, – сказал он, – это твой остров не ждет.
Я настороженно посмотрел на него:
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду то, – сказал он, – что знаю про твой остров. Я знаю, как он появился. Я знаю, для чего он. Я знаю, что находится под ним.
– А, – сказал я. – О…
– Я понимаю, насколько важно, чтобы остров управлялся должным образом. Большая часть тех, кто присутствовал на твоей вечеринке в Мексике это тоже понимают.
Он имел в виду Серый Совет. Ваддерунг входил в него. Это была группа, состоявшая в основном из чародеев Белого Совета, которые объединились, потому что Белый Совет, казалось, вот-вот рассыплется, а они хотели его спасти. Но поскольку в стенах засели крысы, единственным способом действий была скрытность, работа в ячейках. Я не вполне уверен, кто конкретно был членом Серого Совета, за исключением моего деда и Ваддерунга. Он явился с остальными по большей части анонимными членами Серого Совета, когда я уехал спасать свою дочь от Красной Коллегии, и Ваддерунг, похоже, сразу пришелся ко двору.
Я, конечно, был уверен, что он не чародей. Что он – нечто гораздо большее.
В общем, говоря полушепотом, я обрисовал ему ситуацию, рассказав об атаке на остров из-за границ времени. Когда я говорил, на его лице проступали морщины.
