Когда Акулья Морда упал, я наступил ему на голову своими туристическими ботинками, намереваясь убить его на месте, что эта скотина заслужила, устроив побоище в моем любимом заведении, но его дурацкий мешок-накидка мне мешал. Полосы ткани летали во всех направлениях, пытаясь зацепиться за что-нибудь и выдернуть его из-под моего ботинка. И хотя я среагировал, двигаясь вслед за ним, усики-щупальца мешка схватили с дюжину бутылок спиртного с бара и резко швырнули их в лужи ядовитого бело-голубого пламени, горевшего на полу там, где Акулья Морда сумел отразить огненный удар.
Усилием воли я раздробил катящиеся бутылки, но в предыдущие секунды мои заклятия не отличались мягкостью. Моя неловкая попытка привела лишь к тому, что я разбил одну из бутылок слишком рано, и пламя заревело там, где пролился алкоголь.
Горящий спирт – неприятное дело. Алкоголь горит гораздо сильнее и быстрее чем, скажем, бензин. За считанные секунды он может поднять температуру с точки замерзания до семисот градусов – достаточно для того, чтобы превратить плоть в брикеты тлеющего угля. Мак и Томас оба лежали на полу. Было невозможно выдернуть их из пламени вовремя, что означало одно: единственным вариантом было пламя погасить.
Акулья Морда издал жуткий торжествующий визг и внезапно снова исчез в извивающейся массе своей накидки, превратившись в дергающиеся тряпки, пыль и вонь. Это существо колесом свернулось в воздухе и кометой из драной мешковины вылетело во входную дверь – и я ни шиша не мог сделать, чтобы его остановить.
Я повернулся к огню, как раз когда бутылки стали лопаться на полу, а содержимое их вспыхивало белым пламенем. Я прогнал свою волю вдоль тела, вызвав холодную чистоту Зимы, и воскликнул:
– Infriga!
Воющий ветер и холод охватили возникающее пламя. И пол, там где горели лужицы спиртного. И стены. И, кгм, потолок.
В общем и целом, вся неживая поверхность комнаты покрылась слоем инея в полдюйма толщиной.
Мак и Томас застонали. Я дал им пару минут на то, чтобы прийти в себя, и пошел караулить дверь. Акулья Морда на матч-реванш не явился. Возможно, он менял трусы на более чистые, потому что я напугал его до усрачки. А может, шнырял по закоулкам, собирая свою банду.
Туман поредел и растаял минут пять назад, и звуки города снова стали слышны.
Атака врага была отбита. Мак ошеломленным взглядом обводил свой паб, скорбно качая головой. Покрытый блестящим инеем и льдом, паб выглядел как забегаловка, где оттягиваются эльфы Санта-Клауса, отработав свою смену в магазине игрушек.
Мак посмотрел на меня исподлобья и сделал жест в сторону бара, явно желая услышать объяснения.
– Эй, – сердито сказал я. – По меньшей мере заведение не сгорело дотла. Цени свою удачу, старина. Другим зданиям в моем присутствии везло меньше.
Моментом позже Томас сумел сесть, и я помог ему встать на ноги.
– Что произошло? – спросил он слабым голосом.
– Психическое нападение, – сказал я. – Из неприятных. Как ты себя чувствуешь?
– Очумевшим, – сказал Томас. Он осмотрелся, качая головой. Паб выглядел так, словно подвергся налету Медведей-берсеркеров[54] после Суперкубка. – Что оно такое было?
Я потер лоб ладонью.
– Иной[55].
Глаза Томаса округлились.
– Что?
– Иной, – повторил я тихо. – Мы сражались с Иными.
– Иные, – сказал Томас. – Ты уверен?
– Ты же почувствовал, – сказал я. – Этот ментальный удар. Точь-точь как в ту ночь в Провале Райта.
Томас нахмурился, но кивнул.
– Да, так ведь и было, верно?
Мак медленно проковылял мимо нас к разбитой двери. Он наклонился и поднял что-то из груды обломков. Это был знак «Договорная Нейтральная Территория». Один край доски обуглился, но Мак снова повесил его на стену. Потом оперся на него руками и склонил голову.
Я знал, что он чувствует. Жестокие драки частенько бывают страшными и изматывающими, даже если длятся всего секунды. Мои нервы до сих пор звенели, ноги немного дрожали, и мне очень хотелось просто шлепнуться на пол и немного подышать. Я не сделал этого. Чародеи в таких передрягах – стоики. Кроме того, мой брат принялся бы издеваться надо мной.
Томас медленно выдохнул носом и глаза его сузились.
