— Чего? — насторожился он. — Чего от нее добивались? Вы знаете? Или догадываетесь о чем-то?
— Все, что знаю, я вам рассказал. И полагаю, что надо что-то делать.
— Так что, по-вашему, я обязан делать? — он нахмурился, с раздражением подчеркивая слово «обязан».
— Ну как-то обеспечить безопасность Аркиной.
— Охрану, что ли, выделить? Вы знаете, сколько у нас людей? И сколько дел на каждом висит?
Я поднялся. Разговор грозился перейти в пустопорожнюю перепалку. Не вставая, лейтенант кивнул, забавно шевельнул ушами и примирительно сказал на прощание:
— Да не волнуйтесь вы так. Что-нибудь мы обязательно предпримем. Доложу в прокуратуру, пусть следователь решает.
До больницы я доехал на нервах. От бессчетных выкуренных сигарет во рту пересохло. Пристроив машину у обочины, я заглушил мотор и какое-то время просидел неподвижно. Потом пересилил себя, выбрался, включил сигнализацию и направился к проходной. Мне показали, где расположен главный корпус.
В окне регистратуры я справился об Аркиной. Тучная особа неопределенного возраста подняла на меня равнодушные, не видящие собеседника глаза и устало поправила зеленый чепчик.
— Аркина? Людмила Ивановна? Есть такая. В хирургическом. Двести пятая палата. Состояние удовлетворительное.
— Что это значит?
— То и значит. Черепно-мозговая травма. Состояние удовлетворительное. — Я пожал плечами и направился к выходу. Она энергично прокричала вдогонку: — К ней сейчас нельзя! — Но я не оглянулся.
Вход в хирургическое отделение напоминал обычный подъезд жилого дома. Слева от лестницы, у самого лифта, позевывал щуплый охранник в непонятной униформе. Он лениво встал с раскладного креслица и, вытянув вперед непропорционально длинную руку, как шлагбаум, преградил мне дорогу:
— Куда это? К больным — с пяти до семи.
Я сунул ему под нос журналистскую карточку и небрежно бросил:
— Мне к заведующему.
— Ладно, — проскрежетал он и, посторонившись, услужливо подсказал: — Третий этаж направо.
Я поднялся на второй. В коридоре было тихо и на удивление пусто. Пахло валерьянкой с легкой примесью аромата застоявшейся кислой капусты. Двести пятая оказалась в трех шагах от лестничной клети. Я помешкал перед нею, чуть приотворил дверь и заглянул в узкий пенал с двумя рядами кроватей вдоль серых стен. Но глаз успел лишь как-то смазанно охватить очертания сонма болящих. Большего мне не позволили: откуда ни возьмись фурией налетела фиолетовая медсестра и напористо оттеснила вбок. Это была худенькая невысокая девчушка, и возможно, ей бы удалось состроить суровую мину, если бы не ангельское личико с ямочками на щеках и две короткие светло-русые косички, забавно торчащие по обе стороны лилового чепчика.
— Кто вы? — спросила она вполголоса, силясь выказать должную строгость. — Что вы тут делаете? — И, не дожидаясь ответа, ухватила меня за рукав и потянула к выходу. — Идемте, идемте. Сейчас начнется обход. Вам нельзя здесь находиться.
Я безропотно подчинился. Но на пороге попридержал ее за локоток и мягко понудил выйти со мной на площадку.
— Пожалуйста, милая девушка, мне бы только узнать, как там Аркина? Очень плоха?
— Аркина? — призадумалась она. — Это которую привезли сегодня? С травмами?
Я кивнул.
— А вы ей кто — муж?
— Нет, — объяснил я. — Муж, к сожалению, в командировке. Я близкий друг семьи. Вы ее видели?
— Видела, когда из операционной доставили. Вы не переживайте: она в порядке.
— В порядке?
— Ну-у… Я хотела сказать, все будет нормально. Слышала, доктор говорил, что ей повезло, отделалась швом на затылке и небольшим сотрясением. Сейчас она, конечно, еще не отошла от шока. Но все образуется. Так что приходите завтра, к вечеру. Может быть, вас даже и пустят к ней.
Я вздохнул и сказал:
— Спасибо. Вы настоящий ангел милосердия. Вот если бы еще позволили сейчас взглянуть на нее, хоть краем глаза…
— Ой, нет! — перебила она, решительно замотав косичками. — И не просите.
— Но почему? Она ведь в общей палате.
— Нет и нет. Доктор даже милиции не разрешил беспокоить ее сегодня. Завтра — приходите завтра.
— Ладно, — сжалился я. — Тогда поднимусь к заведующему. Он у себя, не знаете?
