«Мистер Лукас», — голос Каролин Эймс.
«Да», — мой голос.
«В конторе Френка Сайза мне дали ваш домашний номер.»
«Чем я могу вам помочь?»
Я прослушал еще несколько фраз, пока не убедился, что записан мой разговор с Каролин. Положил наушник на стол, и Олтигби выключил магнитофон.
— Здесь нет ничего из того, что я еще не знаю.
— Естественно. Но у меня есть все материалы, о которых она упомянула в разговоре с вами. Копии.
— Не оригиналы?
— К сожалению, нет. Копии. Магнитофонные пленки и ксерокс.
— И вы знаете, о чем в них речь?
— Разумеется, знаю, и уверен, что стоят эти материалы гораздо больше пяти тысяч долларов.
— Почему же вы продаете их задешево?
— Мне не понравилось, как умерла Каролин. Я слышал, это было ужасно.
— Да, — кивнул я. — Ужасно.
— Она отдала мне эти материалы на хранение. После того, как позвонила вам. И переписала свой разговор с вами. Мы были очень близки, знаете ли.
— И что вы с ними сделали?
— С пленками и ксерокопиями?
— Да.
— Сложил все в этот «дипломат», который спрятал в багажнике моего автомобиля.
— При последней встрече с Каролин?
— Послушайте, я уже все рассказал полиции. В тот день, о котором вы говорите, у меня была деловая встреча. Я ушел около полудня. И более не видел ее.
— Одного я понять не могу. Вы готовы продать эти материалы мне, вернее, Сайзу, за пять тысяч долларов, хотя говорите, что стоят они гораздо больше. Почему?
— То есть, по-вашему, я не похож на человека, который откажется от части прибыли.
— Совершенно верно. Не похожи.
Олтигби вздохнул.
— Возьмите наушник, — попросил он.
Я выполнил его просьбу. Он вновь включил магнитофон, бобина с пленкой начала вращаться. После нескольких секунд тишины мужской голос произнес. «Алло». Как мне показалось, голос Олтигби.
«Мистер Олтигби?» — другой мужской голос. Резкий, с металлическими нотками, словно говорящий пользовался специальным устройством для искажения звука.
«Да».
«Слушайте внимательно. И не думайте, что это шутка. Если вы не хотите, чтобы вас постигла участь Каролин Эймс, принесите все материалы, которые она вам передала, в телефонную будку на углу Висконтин-авеню и Кью-стрит сегодня в полночь. Оставьте их там и уезжайте. Полиции знать о нашем разговоре ни к чему. Повторяю, это не шутка. На карту поставлена ваша жизнь».
Щелчок отбоя, короткие гудки. Я протянул наушник Олтигби, который убрал его вместе с магнитофоном в «дипломат».
— Вы записываете все телефонные разговоры? — осведомился я.
— После смерти Каролин, да.
— Почему?
— По натуре я очень подозрителен, мистер Лукас. Я хочу продать эту информацию, но пока не знаю, кто может быть потенциальным покупателем. Несомненно, она заинтересует кого-то еще, но переговоры могут занять много времени. А вот времени, боюсь, у меня нет.
— Где доказательства того, что последний разговор — не ловкий монтаж.
— Их нет.
— Когда вы собираетесь в Лондон?
— Завтра утром. В восемь утра вылетаю из Нью-Йорка. Туда я доберусь на машине.
Последовала долгая пауза.
— Хорошо, — кивнул я. — Где вы хотите получить деньги?
— У вас дома?
— Согласен. В какое время?
Олтигби улыбнулся.
— Почему бы нам не встретиться в полночь?
— Почему нет?
Игнатий Олтигби вновь опаздывал. Пятнадцать минут первого я мерил шагами гостиную и все поглядывал в окно, выходящее на Четвертую улицу. Компанию мне составлял Глупыш, мой кот. Сара пошла спать.
Френк Сайз добрый час терзал меня вопросами, прежде чем выложил пять тысяч долларов. Сложенных в коробку из-под ботинок, аккуратно перевязанную бечевкой. Тут не обошлось без Мэйбл Синджер, подумал я. Сайзу такое и в голову бы не пришло.
Когда он передавал мне деньги, у меня создалось ощущение, что он сейчас расплачется. Слезы он сдержал, но не преминул предупредить: «Ради Бога, не потеряйте их где-нибудь».
— Я еще никогда не терял пяти тысяч долларов, — заверил я его.
Домой я приехал поздно, так что мы не успели пожарить мясо и поужинали гамбургерами, которые Сара терпеть не может. Потом мы опять немного поцапались, и в половине одиннадцатого она отправилась на боковую. Как обычно, спорили мы ни о чем.
В восемнадцать минут первого я вновь выглянул в окно.
