— Так о чем вы хотите поговорить?
— Как я и сказал, о сенаторе Эймсе.
— Я не хочу говорить о нем.
— Хорошо, давайте поговорим о чем-нибудь еще.
Ее это удивило.
— Я-то думала, что вы хотите говорить о нем.
— Но вы-то — нет. Давайте для разнообразия поговорим о вас.
Тут я попал в точку. Это была ее любимая тема. Впрочем, как и для большинства людей.
— Вы работали у него, не так ли? Были его личным секретарем?
— Да, была его личным секретарем.
— Сколь долго?
— Не знаю. Долго.
— Чуть больше пяти лет, не так ли?
— Да, полагаю, что да. Пять лет.
— Вы начали у него работать до того, как он переехал в Вашингтон?
— Совершенно верно. Он нанял меня в Индианаполисе. После того, как… — она запнулась. — После того, как умер мой муж.
— Вы оставили это место, когда он ушел в отставку?
— Раньше.
— Когда же?
Она чуть отвернула голову, потом улыбнулась. Мягкой улыбкой, заставившей меня вспомнить о молоке и домашних булочках.
— Вы еще не видели моего главного постояльца.
Я проследил за ее взглядом. Большой, темный, абиссинский кот появился на пороге, сел, облизнулся и оглядел комнату, дабы убедиться, а нет ли тут кого лишних.
— Догадайтесь, как я его назвала?
— Здоровый образ жизни.
— Перестаньте, с чего мне так его называть?
— Вы же предложили мне догадаться.
— Я назвала его Везунчик.
— Мне нравится.
— Но с везением у него туго. Я про Везунчика. Я его кастрировала.
— Может, для него так и лучше.
— И у него вырвали когти. На передних лапах. Чтобы он не царапал мебель.
— Во всяком случае, ему оставили глаза.
— По большому счету, когти ему и не нужны. Они понадобились бы ему, если б за ним гналась собака и он захотел забраться на дерево. Но я не выпускаю его из квартиры.
— Он, несомненно, вас понимает.
— Не знаю. Может, и не стоило удалять ему когти. Пусть бы лазил по мебели, как по деревьям. Но это мой первый кот. Его подарил мне он. Если я заведу второго, то оставлю его таким, как он есть.
— Так он подарил вам кота, когда вы были его личным секретарем?
— Да, тогда я была его секретарем.
— А почему перестали быть им?
— Наверное, я ему надоела. Кто будет держать в секретарях старую тридцатидвухлетнюю каргу? Как-то он вызвал меня и сказал, что переводит меня секретарем к Кьюку.
— К кому?
— Мистеру Камберсу. Биллу Камберсу. Его административному помощнику. Все звали его Кьюк. Понимаете, Кьюк Камберс. Ему это не понравилось.
— Сенатор объяснил вам, чем вызван ваш перевод на другое место работы?
— Он сказал, что Кьюку нужен секретарь. Девушка, что работала у него, вышла замуж и уволилась.
— Когда это произошло?
— Не помню. Месяцев шесть тому назад. Может, семь.
— То есть в то время, когда он начал трахать Конни Майзель, не так ли? — Что ж, дорогая, вот тебе и первый барьер, подумал я. Интересно, как ты его возьмешь?
Глория Пиплз опустила глаза.
— Я не знаю, о чем вы говорите. Мне не нравятся ваши намеки.
— Он бросил вас ради нее, так?
— Я не хочу об этом говорить.
— Почему вы устроили скандал на похоронах? Причина в том, что Конни Майзель не подпускает вас к нему?
Вот тут Везунчик подошел к своей хозяйке. Она наклонилась, подняла его. Посадила на колени. Он положил передние, лишенные когтей лапы ей на грудь. И довольно замурлыкал.
— Я не хотела поднимать шума, — обращалась она, похоже, к коту. — Не хотела устраивать скандал. Я подумала, что теперь, после смерти Каролин, я ему нужна. Он всегда приходил ко мне в час беды. Я успокаивала его. Бывало, он приходил сюда в семь или восемь вечера, если ему удавалось вырваться так рано. Я готовила ему обед, а потом мы пропускали по рюмочке, а иногда и нет. Он садился в кресло. Мы смотрели телевизор или он рассказывал, как прошел день. Иногда мы ели воздушную кукурузу. Он один мог съесть большой пакет. Очень любил воздушную кукурузу. Он говорил о своих проблемах. Ему это нравилось. Мы никуда не ходили. Он никогда не появлялся со мной на людях. Мы просто сидели, разговаривали, смотрели телевизор. Это продолжалось пять с половиной лет, прямо таки семейная идиллия.
— И как все кончилось?
Она пожала плечами.
— Как обычно. Раз, и все. Как только он встретил ее. Я это знаю.
