По телефонному справочнику я определил, что живет она в Виргинии, а квартира ее находится в одном из новых жилых комплексов, что поднялись на Ширли-Хайвэй за «Армейским загородным клубом». Вестибюль охраняла женщина лет шестидесяти, которая даже не оторвалась от журнала, когда я прошествовал к лифту. Список жильцов подсказал мне, что Г. Пиплз занимает квартиру номер девятьсот четырнадцать.
Лифт поднял меня на девятый этаж, ублажая слух мелодией, как мне показалось, из мюзикла «Любовь и семья». По устланному ковром коридору я зашагал к нужной мне квартире. Нажал на пластмассовую, цвета слоновой кости, кнопку. За дверью звякнул звонок. Я подождал тридцать секунд, а поскольку ничего не изменилось, вновь нажал на кнопку. Еще через пятнадцать секунд из-за двери послышался голос Глории Пиплз: «Кто здесь?»
— Декатар Лукас.
— Я вас не знаю. Что вам нужно?
— Я бы хотел поговорить с вами, мисс Пиплз.
— Я — миссис Пиплз и ни с кем не хочу говорить. Уходите…
— Я хотел бы поговорить с вами о сенаторе Эймсе.
— Говорю вам, уходите. Я ни с кем не хочу говорить. Я больна.
Я вздохнул.
— Как вам будет угодно. Я лишь хотел дать вам знать, что ваш дом в огне.
Звякнула цепочка. Сдвинулся засов. Дверь открылась и Глория Пиплз высунулась наружу.
— Что значит, мой дом в огне?
Я раскрыл дверь пошире и протиснулся мимо женщины в ее квартиру.
— Позвольте поблагодарить вас за то, что пригласили меня к себе.
Глория с треском захлопнула дверь.
— Конечно, пригласила. Почему нет? Устраивайтесь, как дома. Можете выпить.
Я огляделся.
— А что вы пьете?
— Водку.
— А я люблю шотландское.
— Я тоже, но виски больше нет.
Я достал из кармана бутылку и протянул ей.
— Возьмите. Я купил вам подарок.
Она взяла бутылку, присмотрелась ко мне.
— Я вас видела. Этим утром. Вы были на похоронах.
— Совершенно верно.
— Как вас зовут?
— Декатар Лукас.
— О, да. Вы же мне говорили. Забавное имя. И чем вы занимаетесь?
— Я историк.
— Ерунда.
— Я работаю на Френка Сайза.
— А-а-а. На него. — Я заметил, что многие именно так и реагировали при упоминании имени и фамилии моего нового работодателя. Я, кстати, тоже.
— Вода сойдет?
— Да, конечно.
Она кивнула и прошествовала через гостиную на кухню.
Квартирка у нее была чистенькая. Но мебель, похоже, подбиралась для другой, больших размеров. Диван я счел слишком длинным, низкий, из черного стекла, круглый кофейный столик — чересчур широким. Стульев было на два больше, так что в гостиной едва хватило место для секретарского стола из вишневого дерева и полок с книгами. Я подошел, прочитал названия некоторых. «Психология и ты», «Что хотел сказать Фрейд», «Я в порядке — ты в порядке», «Анормальная психология», «Игры, в которые играют люди», «Радуйся, что ты невротик». В остальном это были романы, за исключением «Руководство личного секретаря» и нескольких антологий поэзии. Я решил, что такая библиотека может принадлежать женщине, которая много времени проводит в одиночестве, причем ей это совсем не нравится.
Стены украшали репродукции. Главным образом, виды Парижа и большая черно-белая копия картины Пикассо «Дон Кихот и Санчо Панса». Я подумал, что, избавься она от пары стульев, купи второй кофейный столик и переставь мебель, гостиная могла бы получиться очень уютной. Мне нравилось мысленно переставлять мебель. Это занятие позволяло скоротать время, проведенное в ожидание людей, которые не испытывали тяги к общению со мной. За последний десяток лет таких набралось много, так что я стал крупным специалистом по перестановке мебели. Разумеется, мысленной.
Глория Пиплз вернулась с двумя высокими стаканами. Один протянула мне.
— Присядьте, пожалуйста.
Я выбрал диван. Она — кресло, куда и плюхнулась, подложив под себя правую ногу. Многим женщинам нравится так сидеть, и я никак не могу взять в толк, почему. Коричневый костюм сменил зеленый домашний халат, застегнутый на все пуговицы. Она, должно быть, умылась, потому что с губ исчезла помада. Глаза, что скрывались за черными очками, оказались огромными, карими и грустными. Впрочем, в больших карих глазах всегда читается грусть. Белки глаз чуть покраснели, кончик носа блестел. Губы, без помады, стали по-детски пухлыми.
