— А возмещение ущерба пострадавшей? Ну на лечение?
— Гай от гражданского иска отказался. Не знаю, может, стыдно стало. Подпортил биографию парню… Дважды бить битого как бы некрасиво.
— Значит, год, — размышляя о чем-то своем, сказала Ольга Арчиловна.
— Это суд приговорил… А потом сам же Гай ходатайствовал о сокращении срока. И о снятии судимости. За хорошую работу.
— Непонятно, — удивилась следователь. — Ударил, а затем погладил…
Капитан снял фуражку, вытер платком лоб.
— Есть такое предположение — Чижик на отца насела. Освободи, говорит, Нила, и все тут… Федор Лукич перед дочерью как воск перед огнем. Она лепит из него, что ни пожелает.
— Но историю на озере Гай Осетрову до сих пор не прощает?
— По-моему, директор не жалует Нила, — согласился участковый.
— А на работе держит, — задумчиво произнесла Ольга Арчиловна.
— Куда денешься? Люди нужны. Такой работник на дороге не валяется. Как-никак потомственный лесник. И дело свое знает.
— Может, опять Марина? — высказала предположение Дагурова. — Так бы уволил. Ведь предлог найти, когда хочешь, не так уж трудно.
— Верно. Было бы желание… Скорее всего опять Чижик вступилась…
«Вот и еще кое-что прояснилось из биографии Осетрова, — думала Дагурова. — Но кто же он на самом деле? Что главное в его характере, поступках? Образ жизни рождает человека, но в равной мере и человек рождает образ своей жизни. Наш образ жизни впитывает в себя и труд человека, и личную свободу, и отношение к другим людям, в среде которых мы созрели как личность, и к семье, в которой выросли. И судьба каждого из нас неотделима от судьбы окружающих… Не познав всех этих компонентов, не раскусишь человека…»
Прежде чем отправиться домой к Гаю, Дагурова позвонила из Турунгайша от участкового инспектора в районную психоневрологическую больницу Мозговой, к которой посоветовал обратиться Кабашкин.
— Кто это мной интересуется? — ответил следователю низкий хриплый голос.
Ольга Арчиловна назвала себя и попросила провести обследование Осетрова.
— На предмет чего? — поинтересовалась Мозговая.
Дагурова стала объяснять.
— Может, мне вообще дать заключение по фотографии? — недовольно перебила врач. — Могли бы, кстати, сами приехать, рассказать, что вам нужно… Уж что-что, а машиной, я думаю, вас обеспечили…
Ольга Арчиловна извинилась, что приходится объясняться заочно. Но что, мол, поделаешь, хочется все поскорее, а дел срочных и здесь много. Сказала, что постановление о назначении судебно-психиатрической экспертизы доставит ей участковый инспектор Резвых.
— Конечно, для каждого свое дело — самое главное, — пробурчала психиатр. И было непонятно, согласилась она срочно обследовать задержанного или будет ждать следователя для детального разговора.
Дагурова составила вопросы, стараясь, чтобы они были как можно точнее и понятнее для врача. Арсений Николаевич без всяких задержек сел на мотоцикл и махнул в райцентр…
…Марина Гай встретила следователя в узких брючках с разрезами внизу и кофточке с глубоким вырезом на груди, плотно облегающей ее гибкий девичий стан. Брюки и кофточка были из небесно-голубого шелка. Прическа — поднятые наверх иссиня-черные волосы, прихваченные черепаховым гребнем.
Ольга Арчиловна поразилась, до чего изменился ее облик. Вчера — юная европейка из какой-нибудь средиземноморской страны, сегодня — словно молодой цветок Юго-Восточной Азии. И эта кротость в лице, семенящая походка, словно на ногах геты — деревянные сандалии на высоких подставках…
— Простите за беспорядок, — сказала Марина, вводя следователя в большую комнату. — Присаживайтесь, — указала она на тахту.
Ольга Арчиловна села, огляделась. Со стены стекал ковер, устилая тахту и еще полкомнаты.
На креслах, на столе были разложены платья, меховые вещи — красиво вышитый полушубок, шапка с длинными ушами из мохнатого белого меха, рукавички с национальным орнаментом. На полу лежал чемодан, наполненный женским бельем, блузками, чулками и кол-готами еще в целлофановых пакетах с яркими этикетками. Коробки с туфлями накренились, опершись о горку.
Противоположную стену украшал палас с простым геометрическим узором. В центре паласа висели два скрещенных охотничьих ружья, матово блестевшие холодным вороненым металлом и теплым светлым деревом лож. А по бокам их были прибиты оленьи рога, отполированные и покрытые лаком. Над ружьями из перекрестья дул смотрела на следователя оскаленная медвежья морда.
