— Какой?
— Всегда хочет что-то сделать доброе… А получается… — Она тяжело вздохнула. — Вот и с мотоциклом так же… — Марина остановилась. — Понимаете, он ослеп. Было яркое солнце. Лед сверкал как сумасшедший… Нил потом два дня ничего не видел… И я тоже.
— Погодите, вы о чем? — спросила Ольга Арчиловна.
— Об аварии… Знаете, как болят глаза, когда ослепнешь зимой от солнца! Словно их сильно натерли луком… Честное слово, иначе ничего бы не случилось.
— Значит, вы тоже… — начала было Дагурова.
— Ну да! Он повез меня покататься на озеро. Я была тогда маленькая. И врач сказал — хорошо, что маленькая, у детей все срастается быстрей. И нога тоже…
— Сильно разбились?
— Было очень больно…
«Вот почему ее отец не любит Осетрова, — поняла следователь. — Но надо отдать должное Федору Лукичу. Честно признался».
— Я только через год узнала, что Нила за это судили…
Они подошли к центральной усадьбе.
— Когда вы уезжаете? — спросила Ольга Арчиловна.
— Завтра вечером… Господи, неужели ему опять предстоит суд? — воскликнула девушка. — И тюрьма?! — Она посмотрела на следователя. — Скажите, Нилу много дадут?
— Не знаю, девочка, — мягко ответила Ольга Арчиловна. — Это решает не следователь.
— Да, да… Я учила в школе. Это решает суд…
— Марина, я хотела бы с вами побеседовать подробней… Что, если завтра с утра?
— Хорошо, — кивнула Марина. — Куда мне прийти?
— Если можно, я сама приду к вам. Домой.
— Милости прошу, — чуть наклонила голову девушка. — До свидания.
— Всего хорошего…
Чижик уже отошла от нее. Ольга Арчиловна не удержалась:
— Марина…
Та грациозно повернулась.
— Вы не помните, сколько было выстрелов? Вчера?…
— О, много. Шесть или семь… А может быть, восемь.
«Все-таки я, видимо, права, — удовлетворенно подумала Дагурова. — Виновато эхо… Вот все и называют разное число…»
…Гай встретил ее озабоченный.
— Из Москвы звонили. Из института, где работал Эдгар Евгеньевич… Конечно, такой ученый!.. Да еще не представляете, сколько дел, — сказал он, показывая на кипу бумаг на своем столе. — Кручусь за себя, за главного лесничего…
— Он в отпуске?
— Просто нету… То пьяница попадется, то склочник. То пришлют такого, который в делах ни бельмеса. За три года четыре человека сменилось. Больше месяца не держатся. — Он провел рукой по лицу, словно старался стереть заботы. — Ну да ладно, что я все о своем. — Федор Лукич открыл сейф и вынул из него бумажный сверток. — Это, наверное, вам?
Следователь развернула его.
В свертке был паспорт Авдонина (заграничный), командировочное удостоверение, деньги. Ольга Арчиловна посмотрела на директора заповедника, ожидая объяснений.
— Эдгар Евгеньевич просил взять ему в районе авиабилет. До Москвы… Командировку отметить… Да, прибыл человек, а убывает… — Гай замолчал.
«Ну вот, с документами выяснено», — думала про себя Дагурова, оформляя протокол об изъятии паспорта, командировочного удостоверения и денег (двести рублей — четыре купюры по пятьдесят).
— Как устроились? — поинтересовался Гай.
— Спасибо. Очень уютный домик… Познакомилась с вашей дочерью…
— Да? — настороженно посмотрел на нее Гай.
— Случайно. В лесу.
— Прощается… Она у меня любит природу.
— Значит, по вашим стопам пойдет?
— Нет, по материнской линии.
— Куда, если не секрет?
— Будет пытаться в институт кинематографии. На актерский.
— Говорят, туда трудно, — сказала Дагурова.
— Знаю. Но она выбрала сама. — Он развел руками.
— Может, это так, возрастное? Мальчишки мечтают в космос, девчонки — в актрисы…
— У Марины серьезно. Она давно готовится… Помните интервью Бондарчука в «Литературке»? Он прежде всего поступающим задает вопрос: «Можете не быть актером?» В том смысле, можешь не быть— лучше выбрать другую профессию. Ведь артистом надо родиться и другого поприща себе не представлять… Марина, мне кажется, из этой породы. И потом — может быть, гены. Мать у нее была актрисой… — Гай вздохнул и долгим взглядом посмотрел в окно. Потом добавил: — Впрочем, я не обольщаюсь…
— Надо надеяться.
— Надеяться… — повторил Федор Лукич. Лицо его помрачнело. — Если бы смотрели только на талант… Как будто вы не знаете… Связи, знакомство, — произнес он с горечью. — Говорим одно, а на деле… — Гай махнул рукой и добавил: — А Марина совсем еще дитя… Наивная…
