Ольга Арчиловна остановилась от неожиданной догадки.
— Э-е-ей! — крикнула она во весь голос.
Уж больно ей хотелось проверить то, что пришло в голову.
«Э-ей! Э-ей! Ей! Ей!» — полетело по лесу. И отзвук голоса еще долго плутал по распадку.
Переждав, пока успокоится в распадке эхо, Дагурова зашагала дальше. «Черт возьми, неужели виновато эхо?» — в каком-то возбуждении думала она. Неожиданно она вышла на поляну. Недалеко впереди опять зашумела речка. Ольга Арчиловна уже знала, что называется она Апрельковая.
А вот и место, где убит Авдонин. Дагурова захотела испробовать, как звучит эхо тут. Открыла было рот и вдруг увидела женскую фигурку в черном.
Это была девушка. Высокая, стройная, как стебелек. Длинное черное платье почти до земли подчеркивало ее хрупкость и изящество. А то, что следователь приняла за платок, оказалось длинными прямыми черными волосами, спускающимися ниже плеч. Девушка стояла, прижавшись к стволу молоденькой липы. И смотрела туда, где лежали сучья, составляющие контур убитого.
Следователю показалось, что девушка плачет. Она остановилась: всегда неловко вторгаться в человеческое горе. Но, прислушавшись, Ольга Арчиловна различила отдельные слова. Вернее, стихи. Грустные, трагические, звучащие как молитва.
Под ногой следователя хрустнула сухая ветка. Девушка посмотрела в ее сторону. Их глаза встретились.
— Вы… Вы Марина? — сказала Ольга Арчиловна. Она почему-то была уверена, что перед ней дочь Гая.
— Марина, — кивнула девушка, не то протягивая, не то просто поднимая руку в неожиданном и каком-то царственном жесте.
Дагурова невольно сделала несколько шагов и пожала протянутую руку.
— Ольга Арчиловна… Следователь…
Чижик… Боже мой, кто мог придумать ей такое прозвище? Перед Дагуровой стояла молодая гордая испанка, величественная в своем траурном наряде. Неприступная юная донна!
— Скажите, зачем ружья? Зачем смерть, кровь? — печально произнесла девушка.
Ольга Арчиловна растерялась. Что она могла сказать этой девочке? Что жизнь состоит из смертей и рождений? Во всяком случае, вот здесь, среди обыкновенных деревьев и простого, по-детски непосредственного горя.
«Да, прав был Федор Лукич, — подумала Ольга Арчиловна. — Марина потрясена случившимся. И кажется, очень впечатлительна… Какой уж допрос в таком состоянии…»
Дагуровой почему-то захотелось непременно увести девушку домой. Подальше от этого места.
— Мариночка, — осторожно сказала она, так и не ответив на заданный вопрос, — проводите меня в Турунгайш… Пожалуйста.
— Хорошо, — покорно сказала девушка.
Они шли молча. Хоть это и тяготило Дагурову, но молчание казалось более естественным и человечным, нежели любые утешения. Дочь Гая шла по тайге легко, грациозно. Словно газель, рожденная среди природы.
— Вы москвичка? — спросила вдруг Марина.
— Нет, родилась в Ленинграде. — Ольга Арчиловна была рада, что можно поговорить на отвлекающую тему.
— В Ленинграде красиво… Но я больше люблю Москву, — призналась девушка и виновато посмотрела на свою спутницу. — А он потомственный москвич, — сказала Марина, делая акцент на слове «он». Имея, конечно, в виду Авдонина.
— Эдгар Евгеньевич был хороший человек? — не удержалась Дагурова.
Марина восприняла вопрос совершенно спокойно.
— Я не задумывалась… С ним очень и очень интересно. — Она посмотрела на верхушки деревьев и произнесла, как будто размышляя вслух. — Если хочется видеться с человеком, если мысли его волнуют… Тогда хороший, наверное. Для тебя. И для других… — Она замолчала.
«Для других… Не Осетрова ли она имеет в виду?»— подумала следователь. Ее так и подмывало спросить, как Марина относится к Нилу. Однако не стала. Раз обещала отцу, надо держаться. Но Чижик, словно разгадав ее мысли, сказала:
— Нил тоже интересный. По-своему… И странный. Как все мальчишки… Для них красота — это обязательно иметь. Чтобы мое… Но разве красота — она чья-нибудь? Ведь дружба тоже…
Марина замолчала. Но то, что она сказала об Осетрове, как раз и было важно следователю: все-таки соперничество существовало!
— А вчера — трагическая случайность. Никогда не поверю, чтобы Нил сделал это специально, — вдруг заговорила девушка страстно. — Да, Нил жестокий. Но… — Марина покачала головой. — Нет. Нет. Нет, я не так выразилась… Просто, он такой…
