Близняшки молчали.
– Кроме того, я дурачилась с ней, – продолжила Кристина.
Близняшки молчали.
– Знаете, я думала, это подделка, – продолжила она. – Как чья-то шутка. И я поцеловала ее. Я думала, это будет очень смешно.
Близняшки переглянулись. А затем, одновременно, начали безудержно хохотать.
– Лесби! – крикнула Алиса.
Кристина не поддержала общее настроение. Не то чтобы она была расстроена, но звук их смеха впервые заставил ее почувствовать себя живой с того момента, как нашла останки жертвы оборотня, и она была слишком занята, пытаясь сохранить эти воспоминания, побыть с ними еще немного дольше.
Тон Алексы снова стал осторожным, и она спросила Кристину, видела ли та газеты.
Кристина, теребя застежку на пижамных штанах, ответила: – Ага. Мама пыталась спрятать их от меня, но я слышала кое-что по радио и видела в сети.
– Ты все еще… думаешь, это тот парень? – спросила Алиса.
– Это он, – ответила Кристина.
Алекса открыла привод для компакт-дисков. Она резко встала и сказала:
– Я сейчас поставлю это. О, Боже, это шикарно. Все некрофилы были бы в восторге.
Она вставила компакт-диск. Алиса села на край постели, рядом с Кристиной, и позвала ее к себе, и Кристина положила свою голову на руки другой девочки и закрыла свои глаза, когда трек начал играть, а Алиса гладила ее волосы. Первой песней шла популярная два лета назад композиция, которую на протяжении нескольких месяцев они втроем пели множество раз на своих ночевках и в бассейне, и в торговом центре, и на заднем сидении несчастной машины шерифа, пока не наступила осень, и они церемонно не расплавили альбом в микроволновой печи с коллективным отвращением к вещи, еще недавно так беззаветно любимой. Кристина лежала – пальцы пробегали по ее волосам – и беззвучно шептала текст. Со стороны это выглядело, как непроизвольное дыхание, поскольку, когда ты бодрствуешь, ты можешь сам решать, дышать или нет. Затем рука Алисы без предупреждения остановилась, и Кристина открыла глаза, чтобы увидеть склоненное над ней перекошенное лицо девочки.
– Что это? – спросила Алиса.
Кристина не поняла.
– Что «что»? – вмешалась Алекса. Она опустилась рядом и склонила лицо рядом с Кристининым.
Алиса перебрала волосы Кристины и отделила прядь, вытащив ее для исследования: глаза Кристины порхали от одной девочки к другой, и они изучали ее с пристальным вниманием. Близняшки взволнованно переглянулись. Лицо Кристины покраснело, дыхание участилось, она недоумевала, что могло стать предметом столь взволнованного изучения, когда эффектным движением запястья Алиса вытянула прядь дальше, позволив ее владелице увидеть самой: прядь волос побелела, стала такой же белой, как луна.
* * *
В 00:40 Питер и Роман перебросили пару лопат и сумки через стальные прутья забора, окружавшего кладбище Святейшего Сердца, и перебрались сами. Они шли через ряды в сторону свежей могилы, зарытой после спектакля горя, который они пропустили. Ночь была ясной и холодной, и они начали копать. Металл вгрызался в землю, в воздухе висел пар дыхания. Влажный запах мертвечины, смерти и облачка жизни.
– Ты знал, что люди раньше считали, что мертвые возвращаются в образе кровососов, потому что их внутренние органы разбухали, заставляя извергаться разные жидкости из легких? – спросил Роман.
– Ужасно, – ответил Питер.
– Единственная причина, по которой мы начали хоронить своих мертвецов, – чтобы не позволить хищникам вкусить аромата человеческой плоти, – продолжил Роман.
– Ты это узнал в летнем лагере для серийных маньяков?
Роман замолчал. Они копали дальше.
– На скольких похоронах ты был? – снова начал Роман, после того как промолчал столько, сколько мог сдерживаться.
Питер задумался, с трудом подсчитывая число:
– Руманчеки часто подыхают из-за своего самоуверенного образа жизни, – ответил он.
– И на что похожи похороны у таких, как вы? – продолжил Роман.
– Церемонии, – уточнил Питер. – Нельзя мыться или есть, зеркала завешивают, а вещи покойного сжигают.
– Зачем?
Потому что Руманчеков не должны запоминать в этом мире за их барахло.
– Бля-я, – сказал Роман.
– Бля-я, – повторил Питер.
