лицо, которое она видела в своей жизни, загадка, стремящаяся к разрешению – тщеславные и вульгарные близнецы-охранники некой непознанной тайны, которой она, разумеется, должна была обладать. Она оставила свою руку на подлокотнике, поскольку опасалась, что если протянет ее для рукопожатия, не выдержит и дотронется до его лица – по этой причине она ненавидела музеи. Кому понравится просто сидеть и смотреть на экспонаты?
Питер удивился, почему кузина Романа смотрит на него так, и почему она не пожала его руку. Ох уж эта семейка.
– Не окажешь нам услугу? – сказал Роман.
– Роман Годфри, только не говори, что у тебя есть скрытые мотивы, – ответила Лита.
– Помнишь того парня, которого мы чуть не сбили? Того, что видел Брук Блюбелл?
– Да, – сказала она с подозрением.
– Поговори с отцом. Вдруг сумеешь узнать о нем больше. Нечто, о чем не говорилось в газетах.
Вот они, проблемы. Ее поспешное предположение, что Роман болтается с другим мальчиком не только для того, чтобы позлить свою мать, но и ради других идиотских и потенциально опасных ситуаций, не стало сюрпризом.
– Что вы двое задумали? – спросила она.
– То, что нам очень нужно, – сказал Роман.
– Мы хотим поймать адского пса, – вставил Питер.
Роман посмотрел на него в зеркало. Питер пожал плечами. Открытое заявление об их миссии, конечно, сделало ее менее зажигательной, чем очевидный тон заговора.
– Вы не посмеете, – сказала Лита, менее противоречиво, чем желала.
– Нам кажется, у нас есть смягчающие обстоятельства, – сказал Роман.
Она бросила на него взгляд, означающий Разве?
– Адский пес – настоящий человек, – произнес Роман.
– Ты что, пьяный? – спросила Лита.
– Лита, этот парень причиняет вред людям, – ответил Роман.
Лита загибала пальцы: – А – это не человек, это зверь; Б – скажем, у вас есть достаточно хорошая причина считать, что это человек, но вы же не думаете, что справитесь лучше, чем специально обученные профессионалы, выслеживающие его; и В – помимо А и Б, что, как вы думаете, душевнобольной пациент может вам рассказать?
Роман молчал.
– Это значит да? - уточнил он.
– Г, – продолжила она, – допустим, это человек, и вы его нашли: Что вы будете с ним делать?
– А как ты думаешь, дорогая? – спросил Роман. – Избавимся от него.
Лита повернулась назад к очевидному мозговому центру (если для этого можно подобрать слово) операции со взглядом сердитой матери, с которым рождаются все женщины.
– Думаешь, из этого выйдет что-то хорошее?
Он встретил ее взгляд с лицом, демонстрирующим большую редкость: ни намека на необходимость самооправдания.
– Нет, – сказал он.
Они остановились на красный рядом с мусоровозом, и она изучала его и боролась с противоречивыми порывами: титаническими усилиями оградить Романа от самого себя, и – в ее новом, полном веры состоянии – сказать «да» на что угодно, о чем бы этот чудаковатый идиот не попросил ее, пока ее уши полнились звуками перемалывающегося мусора.
* * *
Роман высадил Питера после Литы, и сказал, что подберет его около полуночи. Он добавил, что будет лучше, если Питер больше не будет приходить к нему домой: быть замешанным в раскрытии серии ужасных убийств – это именно то, что его мать рассматривает, как появление на званном обеде без бутылки вина: признак плохого вкуса. Питер не расстроился. Он был убежден, как и большинство его предков, что Дурной Глаз не способен убить, хоть и не поставил бы на это семейную ферму.
На кухне, Линда смотрела в окно, наблюдая, как больной гигант подпрыгивал в машине, пока та по кочкам уезжала за холм. Она скосила глаза, и пепел с ее сигареты упал в кастрюлю.
– Будь я проклята, – сказала она.
* * *
Близняшки пришли проведать Кристину. Они принесли ей домашнее задание и коробку печенья, которую они смогут вытошнить позже, и сборник песен «поправляйся». Алиса сказала, что у нее теперь убийственная репутация и Кристина ответила, что это мило. Алекса спросила ее, давали ли ей крутые транквилизаторы, и Кристина ответила, что давали. Алиса спросила, в состоянии ли она поговорить об этом.
– Тут не о чем особо говорить, – сказал Кристина. – Я нашла половину человека.